Фаина Семёновна могла бы разбогатеть по-настоящему, случись история, которую я хочу вам рассказать, не в пятидесятые годы и не в Советском Союзе.

У одинокой тёти Фаи была замечательная кровать с очень замысловатыми никелированными спинками. Там были гнутые трубки, большие и маленькие блестящие шары и тонкая сеточка – тоже из блестящего металла. Эту кровать она купила на барахолке еще до войны. Как-то перед Первомаем она решила кровать почистить. Одна из трубок выломалась из спинки, и из нее посыпались камешки. Тетя Фая собрала их в ладонь и вышла во двор поинтересоваться у соседей, что бы это могло быть. Помню, ее обступили все, кто в это время оказался на улице. Я сама видела на ее ладони целую горку блестящих прозрачных камушков, один из которых, продолговатый, был очень большой и бледно-розовый. Соседи долго рассматривали камни, в которых мало что понимали, и, наконец, дядя Серёжа Головин высказал предположение:

– Знаешь, Фаина, по-моему, это бриллианты!

Это, действительно, были бриллианты – целых 36 штук! Да еще все они были крупными (в каратах я не разбираюсь, но, как сейчас помню, некоторые были размером больше ногтя на моём мизинце). А розовые бриллианты, говорят, вообще крайне редко встречаются.

Фаине Семёновне посоветовали обратиться к ювелиру, что она и сделала. Тот сначала её запугал: «Ой-ой-ой, за такие камушки тебя посадят, или убьют», а потом согласился их у неё купить. Из двух сделал ей серёжки, а на деньги, вырученные за остальные камни, Фаина справила зимнее пальто(!), у которого через год утюгом прожгла рукав. Дядя Коля-шофер последнее событие прокомментировал кратко, но ёмко:

– На кой хрен гладила!

Здесь мне необходимо сделать небольшое отступление.

Может быть, современный молодой человек, прочтя слово «хрен», усмехнётся: наверняка, мол, алкаш дядя Коля употребил более крепкое словцо. Ан нет! Сама удивляюсь, но как ни силюсь, не могу вспомнить ни одного эпизода из детства, чтобы взрослые при детях матерились. Вернее сказать, они выражались, но «интеллигентно», заменяли матерные слова эвфемизмами (простите за научный термин). Благо в русском языке таких эвфемизмов до фига. Вот вам и второй заменитель трехбуквенного слова.

Вот такие выражения нам и приходилось слышать от родных и соседей. Взять, хотя бы, бабушкин украинский вариант: «Трясця твою матерь!» (Хотя, не уверена, что «трясця» на украинском – эвфемизм, а не «то самое» слово). А папа иногда в запале мог произнести: «Твою копейку!» или «Ё-пэ-рэ-сэтэ!». Мама таких вольностей себе никогда не позволяла.

Это вовсе не значит, что детвора сохраняла невинность и «нехороших слов» не знала. Прекрасно знала, но табу на их употребление было жёстким.

Как-то Танька научила меня одной загадке: на земле нарисовала четыре вертикальные палочки и с таинственным выражением на лице начала декламировать:

– Шли четыре брата, началась гроза. Один перекрестился (тут она перечеркнула первую палочку), второй недокрестился (вторую палочку она перечеркнула только до половины), два за руки взялись (она соединила две последние косой линией), сверкнула молния (над получившейся буквой «и» нарисовала загогулинку), упал камушек.

Камушек – это точка после получившегося в результате слова, значение которого мне было неведомо, но я точно знала, что оно нехорошее.

Я, конечно, не преминула рассказать эту загадку Ольке, а дальше, вероятно, сначала по детской цепочке, а потом уже по взрослой загадка дошла до моей мамы. Через несколько дней мама тормознула меня при попытке выбежать на улицу:

– Мам, я гулять!

– Погоди, иди-ка сюда.