Висталь вышел из этого скромного храма, не удовлетворённый, но одухотворённый… Он ясно осознавал, ту действительно Великую силу веры, которая не имела, почти ничего общего с церковью, и которая могла бы дать даже полному атеисту, некое ощущение вдохновенного трепета, перед собственным желанием преодоления, – возвышения, над всякими выстроенными искусственно, горами. Сила, которая способна устоять, пред чем угодно! Ибо в сущности своей, независимая ни от чего, и не нуждающаяся ни в чём… Освятив долину человеческого сознания, и являясь единовластным царём этой долины, Вера, – единственно существующая истина, не нуждающаяся, ни в поддержке, ни в доказательствах. Ибо её суть, вне разумности, как таковой…

Висталь шёл по залитой солнцем алее, ловя щеками лёгкие дуновения ветра. По пыльной дороге невдалеке, мчались автомобили, нарушая патриархальную тишину природы. Жизнь города, с его суетливым мельтешением, убивает всякие тонкие, не терпящие суеты, мысли. И фантазия, от соприкосновения с этой реальностью, впадает в какой-то анабиоз. Реальность нашего городского бытия, способна заморозить не только фантазию, но и вообще всякий душевный потенциал, с его Терпсихорой – воображением. Привести всякий дух к «импотенции», к невозможности душевного оплодотворения, и последующего продуцирования, сведя на нет всякую возможность рождения новых «детей искусства духа». Она превращает все твои ощущения в периферийные, не представляющие важность, жёлтые лепестки подсолнуха. Твоё сознание, прихватив душу под мышку, стремится к своим «важным делам». Нет! Ты даже на секунду не в силах остановится!

Покинув полуостров «Эгершельд», Висталь пошёл к главной улице города, названной в честь первого корвета, посетившего этот порт, «Светланской». Повернув в самом центре налево, он продолжил свой путь по Океанскому проспекту, и, поднявшись по, не очень крутому склону, вышел к Покровскому парку. Пройдя по алее в парке, он очутился на небольшом пятачке, справа от центра, которого, стоял памятник Петру, и Февронии Муромским. Чья любовь снискала себе память, в поколениях. И пусть это была абсолютно обычная любовь, для Русского человека, но в силу мифотизации, и предании их жизни необычных качеств, они стали народными персонажами, и образцами, для страждущих душ. Хотя, если кто-либо заглянет в действительную историю их любви, то узнает немало неприглядных фактов, что присущи всяким бракам древности, как, впрочем, и современности. Мы рафинируем жизнь, превращая в мифы отдельные её истории. Нам так нужны сказки… Но жизнь далека от сказки, и всё, что в ней происходит, на всех уровнях бытия, как правило, неоднозначно, и всегда, – суть наша интерпретация.

Гористый ландшафт, и море, со всех сторон окружающее этот город, как я отмечал выше, придавали его облику оттенки романтизма, и чувство какой-то свободы, коей обделены материковые города. И люди, живущие здесь, будто бы на краю цивилизации, отличались от людей, живущих в глубине материка. Вообще, романтика как таковая, привносится не столько красивыми пейзажами, перспективами с гористыми склонами, сколько отдельными маленькими уютными уголками, где природа и цивилизация сливаются в гармоничную картину бытия, вызывая к жизни, тончайшие флюиды счастья, зарождающиеся искорками в пылающей желанием, гармоничной душе. Словно мимолётные органоиды, чья продолжительность жизни подобна вылетевшему из костра огоньку, эти, еле уловимые флюиды, воспаряют над бренностью бытия. И именно эти скоротечные, бестелесные органоиды, представляют главную ценность нашей жизни. Тот, кто способен оценить по-настоящему, эти скоротечные «бабочки душевного переживания», может считать себя счастливым человеком, и быть уверенным, что проживёт жизнь не зря.