Гриша сидел на скамье у афиш кинотеатра, с опущенной головой, задумчивый и сосредоточенный на чём-то важном, как артист, перед выходом на сцену, чтобы на эмоциях не забыть свою речь. В одной руке он держал букет сирени, которая только-только начинала раскрывать свои «крестики» цветков, но уже излучала неповторимый аромат, распространяющийся на всё пространство, в радиусе, минимум метров на 5—6, при условии безветрия.

Лида без труда узнала товарища Пети, он ничуть не изменился, не считая того, что чуть возмужал. Лена не выдержала и, оставив подругу, бросилась на шею, заметившему их и поднявшегося со скамьи навстречу девушкам, Грише. Тот растеряно расставил руки в стороны и выглядел, как-то нелепо, держа на шее девушку и в правой, поднятой руке букет сирени. Со стороны могло показаться, что девушка лишь хотела у него отнять этот букет, а он всячески не давал ей этого сделать.

Когда каблучки Лены цокнули о булыжник и она расцепила свои руки, давая свободу действий парню, тот быстро разделил букет на два и вручил каждой из них, а Лиде ещё пожал руку, как-то неумело, почти по-мужски, тряся её, вместо легкого прикосновения или, как делают джентльмены – с поклоном и поцелуем. Но на эту нелепость, конечно же, никто не обратил внимание. Не то время было, чтобы блюсти придворные этикеты, да и исполнители этих самых этикетов не дворянских кровей, а самые обычные пролетарии, так сказать.

– Здравствуй, Лида, – отступив на шаг назад, как при выполнению команд в строю, военный, Гриша пристально смотрел в глаза Лиды, как бы хотел удостовериться, что перед ним именно она.

– Здравствуй, Гриша! Может присядем или прогуляемся?

– Лучше присядем. Разговор не короткий и на ходу говорить несподручно, – при этом Григорий жестом головы указал на то место, с которого совсем недавно вскочил, как ошпаренный.

– Лена, вот я – дура! Нужно было парня к нам в общежитие пригласить. Там удобнее намного. Вот, дура! Вбила себе в голову, что встречу здесь, как договаривались, Петра и вот… Извините! – достав платочек, Лида стала промокать глаза, которые постоянно успевали пополняться слезами горечи и несбыточности надежд, – я сейчас, извините!

Все трое стояли молча, только Лена, медленно, но уверенно занимала место поближе к Грише, прижимаясь к его боку и обняв за талию. Хотя, в этом случае, больше утешения требовал не он, а её подруга. А может быть то и лучше, нужно было не душить горечь внутри, а дать возможность излиться вместе со слезами.

Тогда молодой человек сам подошёл к Лиде, взял за локоть и жестом предложил ей присесть. Лида безмолвно повиновалась и присела слева от Гриши, образовав своеобразный «треугольник» из двух девушек, как углов в основании и парня – вершинного «угла», который подходил для этой роли, так как был на голову выше обеих.

Справившись с эмоциями, сделав глубокий вдох и выдох, Лида, повернув голову к Грише спросила спокойно и тихо:

– Гриша, расскажи о Пете, если знаешь о его последних днях. Ты же не был с ним рядом?!

– Да, не был. Но мне, после поисков участников и свидетелей тех событий, стала известна в подробностях судьба вашего и моего друга Петра Логвинова. Лена, не в службу, а в дружбу, я попрошу тебя: вот деньги, возьми и купи чего-нибудь вам там, конфет или что есть и бутылку воды, пожалуйста.

Лена, немного с обидой, но взяла поданные Гришей деньги и покачивая эффектно бедрами и волнуя при этом красиво складки плиссированной юбки пошла наискось, через площадь на угол улицы, куда указал Гриша. Присутствующие у кинотеатра, невольно обратили внимание на это дефиле девушки.