На третьем этаже имелось две двери. Сначала я позвонил в правую. Открыла старушка – сморщенная, высушенная, с костлявыми руками‑метелками. Минут пять она пыталась понять, что мне нужно, после чего заявила:

– Ждежь, шудар, таких нетуть! – И захлопнула перед моим носом дверь.

– Ты такая милая, лучше выпью пива я… – пробормотал себе под нос, нажимая кнопку звонка соседней квартиры…

Дверь открыли не сразу. Я терпеливо ждал. Подумал было, что в квартире никого, но ошибся: из черноты прихожей выглянула хмурая личность, от которой явственно тянуло алкоголем.

– Здесь дух хмельной, здесь суслом пахнет! – заявил я, заглядывая внутрь.

Обладатель дырявой майки и всклокоченных грязных волос попытался меня остановить, но он слишком плохо держался на ногах.

– Что вам, собственно говоря, надо?

– Видеть желаю Филиппа Шара! Проживает здесь такой? – прикидываясь простецом, рубахой‑парнем объявил я.

– Ну, я – Шар. Чего надо‑то? – недружелюбно проскрипел обладатель дырявой майки.

И как таких на работу в элитный отель принимают? Или у них там особый подбор персонала: устраивают только алкоголики со стажем и дурным запахом изо рта?.. Хотя, может, человек просто в запой сорвался! Может, у него причина есть…

– Ну, если вы – Шар, то хотелось бы поговорить относительно гибели Иоланды Городишек. Кто тот таинственный ухажер, с которым она встречалась в вашей гостинице?.. Кстати, Иван Сергеевич (так звали управляющего «Бородинским Крестом») просил передать вам глубокий привет.

Шар побледнел и забормотал что‑то нечленораздельное. Кажется, протрезвел в мгновение ока!

– Вы… это… неудобно здесь. Давайте поговорим… где‑нибудь… там… – перешел на пониженные тона Филипп, словно боясь, что его могут услышать. Кто‑то явно находился в квартире. Собутыльник, что ли? – Подождите меня внизу. Я спущусь через восемь минут.

Не дожидаясь моей реакции, он затворил дверь. Никто не жаждет пригласить меня в гости сегодня. Такая вот непопулярная я фигура!..

Спустился во двор. Хотел было присесть на какую‑нибудь скамейку, но решил, что помещать свое седалище в такую грязь – не уважать себя. Достал из кармана пиджака сигару, которую не докурил дома, сунул в зубы и прикурил от зажигалки. Попыхивая дымом, принялся прогуливаться по скверику, ожидая явления Филиппа.

Из парадной появилась давешняя женщина, что оставила между входными дверями пакет с мусором. Я подумал, что она собралась отнести его на помойку, но дама с решительным видом направилась куда‑то из дворика – в голубых джинсах, в белом пиджаке с розой и в мятом белом берете на голове. Видно, по магазинам… Я потерял к ней интерес.

Успел выкурить половину сигары, пока появился Филипп Шар – гладко выбритый, с мокрыми волосами, в свежих джинсах и в белой футболке, которую перечеркивала надпись: «Я родился белым». Он направился ко мне – решительный и благоухающий дорогим дезодорантом. Разительная перемена! Волшебство просто какое‑то.

– Что вы хотите от меня услышать? – налетел он с ходу.

– Может, сходим в бар? Выпьем по кружечке пива, скушаем по рыбке и поговорим по душам? – дружелюбно предложил я.

Но поддержки мое дружелюбие не получило.

– Я не пью пиво! – отрезал Шар.

– Что ж, – задумчиво произнес я, – будем разговаривать в этом гадюшнике?

– А чем вас не устраивает мой двор? – с наездом спросил Шар.

– Грязно! – честно сказал я.

– Ничего. Зато родные стены душу греют… – Ваше право… – равнодушно качнул я плечами, – Иван Сергеевич упомянул, что вы несколько раз работали в ночь, когда номер снимала Иоланда Городишек, – ну, модель, которую убили в вашем отеле.

– Да, – подтвердил Филипп Шар.