Я оглядела столы и решила, что пришла очередь свадебного сервиза. Разве могла я выбрать что-то другое? Это был нежный сливочно-белый фарфор с розоватыми яблоневыми цветами – конечно, не розами: Эстер хорошо понимала, что допустимо, а что нет. Наверное, было непросто найти сервиз с цветочным узором, и при этом не с розами. На столе возвышались стопки блюд, тарелок, пиал, чашек и блюдец – роскошный веджвудский сервиз на восемь персон. Я аккуратно погрузила в сумку сначала тарелки, думая, не сбегать ли мне в спальню за какой-нибудь одеждой, чтобы приглушить стук тарелок друг о друга, но рисковать не стала, ведь меня могли увидеть сестры. Места в сумке хватило только на тарелки – да и то она стала практически неподъемной. Остальные части сервиза пришлось оставить.

Нести сумку было очень тяжело, тем более нести ее так, чтобы она не издавала звуков. Пробираясь мимо спальни родителей и вниз по лестнице, я усомнилась в том, что исчезновение фарфора остановит свадьбу, но это было единственное, что я могла сделать. Я собиралась отрезать от этой свадьбы по кусочку. Может быть, все вместе это и сложится во что-то значимое.

Спустившись с лестницы, я не почувствовала привычных ароматов утреннего кофе. Доуви еще не встала, а миссис О’Коннор пока не приехала, и кухня, тускло освещаемая первыми лучами солнца, была пуста. Я вышла из дома через боковую дверь, аккуратно прикрыв ее за собой.

На улице было уже тепло; ночной прохладе не удалось до конца преодолеть жару предыдущего дня. Достигнув кромки леса, я опустила сумку на землю и потащила ее за собой, держа за одну ручку. Она прыгала по корням и упавшим веткам, и грохот тарелок эхом отзывался через весь лес, распугивая птиц. Всю дорогу в моей голове звучал мамин голос: «Они идут за нами, Айрис. Беги!»

Что она имела в виду? Я не знала, кто и почему идет за нами, но все равно упрямо тащила сумку, надеясь поскорее выйти к поляне, где мы зарыли остальные вещи. Неожиданно меня обуяла злость на сестер – я тут работала как каторжная, чтобы предотвратить бедствия, грозившие Эстер, а значит, всем нам, а они там прохлаждались в своих постельках. Даже мама спала – ну или была в своей комнате, окруженная призраками.

Сегодня, несколько десятилетий спустя, я никак не могу перестать думать о том, что, если бы я тогда могла предвидеть будущее, я бы бросила сумку и не оглядываясь пошла бы дальше в лес, через Массачусетс и Вермонт, к канадской границе, и все шла и шла бы вперед, оставив далеко позади и «свадебный торт», и Беллфлауэр-виллидж. Я могла бы жить где-нибудь в пещере, оградив себя от неминуемой травмы. Но, как говорят, задним умом мы все крепки, и едва ли кто-то мог тогда предположить, что нас ожидает. Даже, осмелюсь сказать, Эдгар Аллан По.

Когда я добралась до поляны, у меня так ныли и горели руки, что я решила не рыть новую яму. Я оставила сумку, уселась на бревно и посмотрела на нашу с Зили яму – припорошенную свежей землей могилу, в которой покоились свадебные мечты Эстер. На ней крест-накрест лежали две лопаты, которые мы оставили в прошлый раз.

Немного отдохнув, я начала доставать тарелки и разбрасывать их по одной вокруг места захоронения подарков. Тарелки приземлялись то лицевой стороной вверх, то тыльной, но ни одна не разбилась. Они только выглядели хрупкими – а на самом деле это была добротная посуда, которая прослужила бы много лет на кухне у Эстер. Я почувствовала укол ностальгии по воображаемому будущему (для этого есть какое-то слово?), но меня это не остановило.

Закончив раскидывать тарелки, я посмотрела вокруг – они лежали белыми кругами на темной земле, словно подношение далеким богам или инопланетные рисунки на полях. Я схватила лопату и вонзила ее в одну из тарелок, в самый уязвимый ее центр, расколов ее надвое. Я наносила удары снова и снова, и тарелка распадалась на дольки, пока не стала похожа на изысканный цитрусовый фрукт.