– У меня есть пары по ОФП, – в этот довод Есеня верила еще меньше, чем в предыдущий.

Следовало бы прикусить язык и лишний раз болезненной темы не касаться вовсе, ведь время неумолимо утекало, а вопрос с ее долгами так и остался висеть на гвозде под названием «мудак». Один космос ведал, на какие ухищрения ей теперь придется пойти, чтобы оправдаться перед Мироновым.

Есеня в полной уверенности, что не произносила его фамилию вслух, на следующей фразе матери серьезно задалась вопросом, не открылись ли в ней способности к чтению мыслей:

– А ты почему, кстати, не сказала, что пары у тебя теперь ведет Миронов?

– Не знала, что для тебя это важно, – удивленно ответила она.

– Конечно, важно! Я ж его с пеленок знала. Мама у него замечательная была, помнишь ее?

Его маму она не помнила, да и про самого Миронова вспоминать не хотела бы, особенно за пределами университета. Давняя и малопонятная дружба между родителями ни на сантиметр не сокращала ту пропасть, что царила в их отношениях почти с момента знакомства. Даня был старше и общение с Есеней в приоритетах не держал. Да и весь разговор с матерью сейчас скатывался в сплошную патетику, которая ни на йоту не проясняла, с чего мать так прицепилась к ее физподготовке. Неужели узнала о пропусках?

– Так к чему ты вообще затеяла этот диалог?

– Когда ты собиралась рассказать о том, что тебя отчисляют?

Комок манки застрял где-то в горле и упорно отказывался соскальзывать дальше вниз. Театрально откашлявшись, сама того не желая, Сеня потянулась за стаканом воды и мучительно медленно начала цедить по глотку, пока на стеклянном дне не осталось капель.

– Откуда ты узнала?

– А какая разница? Лучше ты мне ответь, почему не ходила на пары!

Предыдущий год для всей семьи выдался непростым, в особенности для родителей Есени, чем она не преминула воспользоваться в самых корыстных целях, пуская учебу на самотек. Выведывать, как именно мать прознала о долгах, и правда не имело смысла. Важны были только факты. И факт в том, что Вишневецкая застряла в глубокой заднице.

– Мы с отцом впахиваем как ненормальные, чтобы оплачивать тебе учебу, а ты имеешь наглости брать и не ходить! Тебе диплом нужен, Еся, остальное – вещи второстепенной важности.

Если бы внезапно в квартире начался пожар или потоп, или какой другой катаклизм, первым, что схватила бы мать после папки с документами и паспортов был бы Есенин аттестат. Мама ее образование ставила в одну линию с базовыми человеческими потребностями, будто без диплома Вишневецкой грозила незамедлительная остановка дыхания и сердечного ритма. Сама Есеня к этому вопросу подходила с доброй долей скептицизма и мало верила, что отсутствие корочки непременно довело бы ее до паперти и протянутой руки.

– Я могла бы заняться репетиторством, если вас так прижимают финансы.

– Да при чем тут деньги? Я же про другое, – всплеснула руками Елена Владимировна. – У нас ведь был уговор, помнишь? Пока учишься, мы с папой тебе материально помогаем как можем, работать не надо, только учись хорошо. Разве мы о многом просим?

Упрекать, не упрекая – вот, что мать умела лучшего всего. Словно мастер по акупунктуре она с точностью знала, на какие точки следует давить и куда лучше всаживать тонкие иглы, чтобы заставить человека нервничать. Разумеется, Есеня сама была виновником своего положения и наживать долги ее никто не заставлял, но этот порицающий тон матери, словно она опозорила всю семью, вызывал внутри подспудное чувство тревоги и раздражения.

– Да я решу я этот вопрос, мам. Делов-то.

Как ни старалась Есеня выглядеть спокойно, пожимание плечами вышло скорее нервным, чем расслабленным. Мать ее показушность, само собой, не убедила.