– Вы меня неправильно поняли, батюшка, – Пётр всё же смело глянул в глаза собеседнику, заговорил быстро, стараясь убедить в своей правоте, в правильно выбранном занятии.

– На меня все смотрят, как на врага народа. Но я не враг!

Понятно? Не враг! И вы это знаете. Но меня сажали в тюрьму, не брали на работу в мирное время, не возьмут и в свою компанию уничтожать врагов, немцев бить на моей земле вот сейчас. Я знаю, что организовываются партизанские отряды в округе. Но меня опять не возьмут с клеймом врага народа. А как мне быть? Так и сидеть, молча смотреть, как уничтожают моих земляков, издеваются над ними, топчут мою землю?! Но я не такой, отец Василий! Слышите, я не – та-кой! Я буду бороться, бороться, сколько мне хватит сил, буду уничтожать немецкую сволочь!

– А почему полицаем, Петя? – батюшка, как и прежде, старался сохранять спокойствие. – Что, другого способа нет?

– Я всё обдумал, батюшка. Всё обдумал. С моей биографией мне легче устроиться к ним на работу. И уничтожать их буду изнутри, их оружием. Мне так проще будет. У меня сейчас нет ни оружия, ничего. Только желание и страшная ненависть к врагу. И всё.

– А я причём? – и на самом деле отец Василий так и не понял своей роли в этом деле. – А я причём? – повторил свой вопрос.

– Благословите, батюшка. И будьте единственным свидетелем истинного лица полицая Сидоркина Петра Пантелеевича. Я знаю, что будут думать, и как ко мне будут относиться родные и знакомые. Но вы знайте правду. Я – не враг. Я – патриот! Я люблю свою Родину. Об этом будет знать только один человек – вы, батюшка. Так безопасней для меня, надёжней, никто не выдаст. А уж я сам…

– Обиделся, значит, – тихо спросил отец Василий, положив руку на плечи собеседнику.

– Да, и обида есть. Но я докажу, что я – не враг!

– А как же родные в Вишенках? Насколько я знаю, отец твой ушёл добровольцем, а мама и сестра? Как они отнесутся к такому решению? Как жена, дети?

– На вас уповаю, батюшка. Будьте тем связывающим звеном, что удерживает связь между мной, полицаем Сидоркиным, моими истинными помыслами, и моим народом. Расскажите после победы, если вдруг что со мной случится, кем был враг народа Сидоркин Пётр Пантелеевич. Я докажу, докажу всем, кто я есть на самом деле. Я люблю Родину, предан ей, а они… они меня… в дерьмо в буквальном смысле слова. И – э-эх! – столько отчаяния и решимость было в его словах, в тоне, их произносившим, что священник сразу же и безоговорочно поверил своему гостю: не отступит. Даже если вот сейчас батюшка попытается отговорить парня, убедить в обратном, всё равно Пётр сделает по – своему, так, как он уже надумал. И видно стразу, что решение это не сиюминутное, а выстраданное, выношенное не один день, созревшее давно. Переубеждать в таких случаях бесполезно. Да и не стоит…

– Вы ещё услышите обо мне, батюшка.

– Что ж, – отец Василий встал, встал с ним рядом и Пётр Сидоркин. – Принять такое решение может только мужественный человек. Я верю в тебя, Пётр Пантелеевич. Благословляю, сын мой, на дело святое, благостное, на защиту Отечества, – сотворив молитву, перекрестил мужчину. – С Богом! Да хранит тебя Господь!

«Вот оно как получается, – после ухода Петра, батюшка прилёг на кушетку, вытянул натруженные за день ноги. – И что только не делала недальновидная власть, как только не изгалялась над народом, а он вон какой, народ этот. Это же золото, а не народ. Сталь. Кремень. Любовь к Родине не выбить кулаками, как и любовь к матери. Если ты истинно любишь мать, то будешь любить её всякой: скандальной, не всегда правой. Наверное, Родина, как и мать, может ошибиться, имеет права на ошибку. А мы, дети её, должны остаться преданными своим прародителям. Да-а, вон оно как получается.