Петрович сидит нахохлившись, в глазах его злость и обида.

А я вспоминаю, как мы с другом сидели на «восточке» двенадцатилетними пацанами. «Автомобилист» Красноярск, вторая лига. Юра Сипкин, Александр Кишиневский, он же «Кеша», Колчин Сергей… Дома всех рвали, две ничьи только. А левая бровка, паренек, бил по всему, что движется, включая мяч… да… ему сейчас под сорок, так и есть.

– Петрович?

– Ну.

– А ведь я тебя помню.

– Да не, там другая тема. Уринович не хотел, что бы я уходил, зуб даю. А мне играть хотелось, звали в Кемерово – Раздаева помнишь?

– А то. Он нам в восемьдесят втором «двуху» положил, ему уже тридцать пять было. Мужик.

– А закончил он в сорок четыре, да. А у меня в Кемерово не пошло, год поиграл, поехал в Иркутск. Потом мениск, потом второй. Короче, не сложилось у меня, Игореха. Не сло-жи-лось.

Я аккуратно разливаю потеплевшее пиво из последней бутылки.

– А, Петрович. Ты ж поиграл все равно. А сколько пацанов так на «коробках» и пробегали. Им же тоже хотелось… хоть разок, по-настоящему.

Петрович щурится, усмехается уголком рта.

– Про себя, что ли?

– Да и про себя…

– И много бегал?

Я киваю. Много-не-много, какая разница. Пылили почти ежедневно, азартно и бестолково. От души.

Я не сразу улавливаю этот момент. Да и кто бы уловил? Пиво, расслабон, жаркий вечер…

Петрович вертит в руках пустую бутылку, в его глазах больше нет ни обиды, ни ностальгии. В его глазах только завтрашний день.

– Слушай, Игорь, – говорит он. – Сыграй за нас завтра, а?

С бутсами все в порядке, форма тоже есть. Я больше не Игорь Альтов, волшебник Петрович превратил меня в игрока команды «Буревестник». В футболиста, понимашь. Золушка едет на бал, заднюю передачу врубать поздно. Все классно, но меня колотит, как первокурсника перед экзаменом.

На утренней разминке парни пуляют мячами через полполя. Я никогда не играл на поляне длиннее полусотни метров. И на газоне – нормальном, стриженом газоне, тоже не играл. Сбылась мечта идиота.

– Справа в защите, по игроку, – негромко говорит мне Петрович. От него вчерашнего не осталось ничего – собран, немногословен. – И проще. Получил – выбил. Сашке – в крайнем случае.

Сашка Шегай вратарь, ему восемнадцать. Пробовался в какой-то московской школе, вроде и прошел, но родители не потянули – дорого.

– На стандарты не бегай, карауль хату, – продолжает Петрович. – Судья вроде ровный, но не шали, смотри по теме, первые двадцать минут про подкаты и захваты за майку забудь. Наши слева и в затяжной – подключайся. Подскажу, если что.

Я люблю футбол. Я просмотрел не одну сотню матчей, я, наверное, как-то понимаю в тактике.

Я ржал над ошибками всех защитников мира.

Но сегодня мне страшно.

Стадион – две лавки вдоль поля, с каждой стороны. Народу около сотни, может больше.

Свисток, стартуем. Я дергаюсь вперед, потом назад. Потом опять вперед. Феноменально не совпадаю с командным движением. Умудряюсь попасть в офсайд. Тут же задерживаюсь «дома», обеспечивая противнику глубину атаки.

Кошка играет сама по себе. Кстати, Виктор Онопко тоже начинал справа.

Мяч из точки то и дело превращается в ядро. Я бросаюсь на него, как на амбразуру, «вынос, вынос, твою мать», чуть ли не хором орет команда.

«Товарищи, при обстреле эта сторона улицы наиболее опасна».

Ого, я сделал перехват. Теперь подальше лупануть. Мне прививали английский стиль, сэр.

Снова отдаю в борьбу. Отчет-то будет в местной прессе? Оценок для моей игры наверняка еще не выдумали.

Меня раскусили. Нашли слабое звено. Обоих нападающих противника тянет ко мне, как магнитом, хищники почуяли жертву. Петрович колдует над противоядием – я ухожу на левый фланг, через пять минут возвращаюсь обратно.