– Я просто посмотрю.

– Ну-ну.

За дверью стояла еще молодая, но уже испитая женщина в грязном халате и стоптанных шлепанцах. Наташа тут же пожалела, что открыла, – прав был Олег, не стоило.

– Слышь, соседка, сигареты есть?

– Нет.

Наташа закрыла дверь и посмотрела на Олега.

– Ну, я же тебе говорил.

– Кошмар какой-то.

Она вернулась в комнату и взяла пакет, привезенный матерью.

– Я, пожалуй, приму душ и переоденусь. – Наташа чувствовала себя неловко. – Пей чай, тебе нужно много пить.

Она скрылась в ванной, а Олег откинулся на подушки. Странное умиротворение снизошло на него – несмотря на температуру и болезнь, несмотря на этот чужой дом и тяжелые события последних лет, сейчас он ощущал покой. Он уснул, и на этот раз попал не в лабиринт, а в парк «Дубовая роща», куда они с Генкой сбегали иногда с занятий. Стояла осень, на парковых дорожках лежали желтые кленовые листья, а пруд холодно и гладко блестел, отражая остывшее октябрьское небо.

Парк был пуст, и Олег отчего-то радовался этому. И, усевшись на качели, замер, наслаждаясь холодной пустотой.

Маша торопилась закончить регистрацию почты. Нужно было еще сбегать в банк, потом заехать на фирму, предлагающую канцтовары по цене, ниже рыночной, и многое чего другого. И эти пару часов, когда она могла побыть вне дома и вне офиса, Маша ценила как драгоценный дар, потому что каждая минута, проведенная вне офиса и дома, приближала ее к свободе.

Она открыла дверь в приемную – так и есть, дверь в помещение программистов тоже открыта. Маша знала, почему она всегда открыта, и сейчас ей это было на руку.

– Геннадий Михайлович, нужно документы в банк отвезти. Вы отвезете?

– Маш, мне некогда. – Генка выглянул из кабинета, взъерошенный и деловитый. – Возьми такси и съезди, вот деньги. И по дороге купи мне в «Мелроуз» обед.

– Я хотела еще в «Ориентир» заехать за новыми бланками отчетности.

– Денег на такси тебе хватит. Давай, Маш, езжай, а мне сегодня недосуг.

Маша сокрушенно покачала головой, но внутри ликовала – два часа свободы! За это время она многое успеет, но самое главное – никто и не заподозрит неладное. А еще несколько месяцев – и она вот так же уйдет из офиса будто по делам и больше не вернется.

Маша взяла сумку и вышла на лестницу. Свобода имела запах табачного дыма и мокрых ступенек. Конечно, очень жаль будет бросать бестолкового Щелканова, который в жизни – что дитя малое, но есть вещи, которые важнее. Например, жизнь. Ее собственная жизнь, которая с легкой руки отца превратилась в непрекращающийся кошмар, о котором Генке Щелканову знать никак нельзя. И помощи ждать неоткуда, если она сама себе не поможет, то выход только один, и вот как раз в эту дверь она не торопится. Отец сломался, но она не такая, она выживет.

Нырнув в банк, Маша отдала менеджеру документы и направилась к терминалу. Номер карточки она помнила наизусть, давно научилась все запоминать – так отец ее учил: ничего не записывать, все записанное может быть прочитано. И она запоминала, и в голове теснились самые разные сведения, и об этом никто не знал. Но всякий раз, вспоминая об отце, Маша чувствовала ненависть к человеку, который ее предал. Он единственный, кому она доверяла, предал ее зло, цинично и безразлично, даже не поняв, что сотворил. Больше Машу не предавали – потому что больше она никому не доверяла, но своим безумием и предательством отец изъял ее из списка людей, превратив в вещь. Она и сейчас – просто вещь, но это скоро изменится.

Часть денег, выданных ей Генкой, отправилась в терминал – на карточку. Она и пешком побегает, ничего страшного, зато сегодня она еще на шаг ближе к свободе.