– Да дело не в этом! – Саша сморщилась и снова закрыла лицо руками. – Я сама, сама! Я не хотела обидеть Диму… Простите!

Саша вскочила из-за стола и побежала к выходу. Мы помчались за ней, и у порога Марго схватила её за руку, но Саша с силой вывернулась и убежала к лифтам. Всё это время она прятала от нас красное от смущения лицо и бормотала «простите».

– Какого чёрта?.. – всплеснул руками Дима.

– Я пойду с ней, – сказала я и побежала за Сашей.

II

Она стояла у лифтов лицом к грязному окну. Кажется, его не мыли тысячу лет, и сейчас оно напоминало хлопковую простыню, на которую начали проецировать старый фильм: свет уже горит, но изображение запаздывает.

– Саш, возвращайся, – я не знала, что ей сказать.

– Нет, – тихо, не поворачиваясь ответила она, – Не нужно было об этом говорить… Простите.

– Здесь нет никого, кроме меня.

Саша повернулась и заглянула мне за спину, проверяя. Не знаю, кого она боялась увидеть больше: Диму, которого она обвинила в связи с обществом Эмиль, или Марго, которая раскрыла секрет Саши – её феноменальную внушаемость.

– У тебя нет закурить? – Саша нервно проверила все карманы на своём пальто, чуть не выронив телефон.

– Нет, прости, – покачала головой я, зачем-то проверяя сумку, хотя сигаретам там было взяться неоткуда.

Я заметила, что Саша продолжала держать в руках телефон. Она смотрела как бы сквозь него, рассматривая не экран, а линии на державшей телефон руке. Саша несколько раз коснулась экрана и подняла телефон повыше.

– Не ловит три-джи, – сказала она. – Уже несколько дней.

– Может, отдать в ремонт? – мне отчего-то было сложно выговаривать слова в присутствии Саши.

– Может быть, может быть… – Саша положила телефон обратно в карман. – Я, пожалуй, пойду домой…

– Марго с Димой ждут, что ты вернёшься.

Саша потеряно посмотрела на меня и села на грязный подоконник, даже не стряхнув бычки и облупленную штукатурку. Я присела рядом, подложив тонкий целлофановый пакет, отыскавшийся в кармане.

– Она неправа насчёт того, что я «слегка сильно внушаема», – Саша передразнила голос Марго, – Возможно, со стороны выглядит так, но мне кажется, что дело в другом. Я была очень впечатлительным ребёнком, и может быть, я до сих пор впечатлительный ребёнок. Я имею в виду, что я всегда прислушивалась к людям и… сочувствовала им, что ли. То есть представляла себя на их месте. Вот вижу нищую с ребёнком на улице, и представляю себя на её месте. Думаю, где она спит? В метро, может быть, около тёплой вентиляции. Прячется от милиции за колоннами на станциях, наверно. А что она ест? Ходит в торговые центры и доедает с подносов Макдональдса? Хотя её, скорее всего, и не пустят в торговый центр. А ребёнок? Он вообще умеет говорить?..

Саша опять осмотрела карманы в поисках сигарет. Она с тоской глянула на валяющиеся на полу бычки, и я испугалась, что она сейчас подберёт один из них. Но она глубоко вдохнула и продолжила:

– Когда я увидела Марго, то тоже это почувствовала. Конечно, я ставила себя и на твоём место, и на место Димы, но слова Марго заставляли меня сочувствовать ей больше всех в группе. Мне кажется, у неё есть какое-то горе. Не знаю какое. Ты как думаешь?

– Не знаю, – пожала плечами я.

– И с Эмилем так же. Жаль, ты его не видела… Как он стоял на Стадионе над всеми нами. И говорил даже через переводчик так, что я чувствовала каждую его мысль внутри себя. Звучит предложение, а я чувствую, что он должен был думать, когда писал его, что должен был чувствовать. Наверное, текст был заранее написан… Но тут уже дело не в том, как он говорил, а в том, что он говорил. Ты же знаешь, из-за чего он разрушил игру?