– Никому не даёт. – Подтвердил Уран.

– Но он и управляет ею лучше, чем мы все. – Поправила Эфирка. – Видела, как летает?

– Ага.

– Если бы доска умела над пустыми пространствами держаться, мы давно бы уже на той стороне были!

– На той стороне чего?

Эфирка ткнула рукой в сторону, откуда они пришли.

– Там. Провал. Вечером увидишь.

– А сейчас что?

– Сейчас день. – Уран посмотрел на неё и покачал головой. – Не знаю, как ты тут оказалась, но кажется, тебя тут быть не должно.

Медянка молча сжала в руках рыбину. Нет уж, она тут быть должна. Это она точно знает. Но зачем?

Говорить, правда, ничего не стала.

Пока она мяла в руках рыбу, задела какое-то кольцо. Оказывается, из рыбьей пасти торчало металлическое кольцо! Хм.

Медянка подёргала за него – крепко держится. А на поясе… Точно!

Она прицепила рыбу на карабин и теперь та болталась у бедра и не надо было тащить её в руках. Как и вещи остальных…

– А зачем тебе отвёртка? – Спросила Медянка Урана.

– Отвёртка? Отворачивать болты, конечно.

Эфирка захихикала. Болты отворачивать. Так себе ответ. Медянка поджала губы и коварно спросила Эфирку.

– А зачем тебе бутылки?

– Яд там у меня. Это безболезненный, а второй для того, чтобы умирать в жутких муках.

Уран и Эфирка рассмеялись, хотя смешного тут ничего не было.

Ну и ладно! Медянка решила не приставать с расспросами, тем более она и сама не смогла бы объяснить, к чему ей эта плюшевая рыба. Глупость какая-то. И всё же Медянка не могла её бросить или кому-то отдать. Казалось, рыба – родное существо. Они вместе были под завалами, вместе это всё пережили, как теперь расставаться?

– Ну, пошли. – Эфирка двинулась вперёд, в узкий проход между мелкоячеистой сеткой, за которой виднелись трубы, с одной стороны, и чем-то, похожим на огромную печь, с другой.

Медянка пошла следом. Под ногами хрустела каменная крошка. Пахло то ли краской, то ли бензином. Проход был таким узким, что пришлось идти гуськом, Уран шёл последним.

– Не бойся, мы тут много раз ходили. Тут безопасно. – Сказал Уран.

– Хорошо. А куда мы идём?

– Сейчас налево, до стены, потом вдоль неё.

– И зачем мы туда идём?

– Потому что другой дороги нет. Весь этот огромный зал заканчивается Провалом. Провал мы не можем пересечь. По другим сторонам – стены. Сплошные. В стенах мы нашли всего один проход дальше… Три-Зерг. Но там, в том проходе, лабиринт… мы не рискуем пока идти, надо вначале найти карту.

– Три-Зерг? – Удивилась Медянка. – Почему такое название?

– Там надпись такая. – Не оборачиваясь, ответила Эфирка. – Это не мы придумали. Пользуемся для удобства.

– Ясно.

Ясно Медянке было мало чего, но голова гудела. Она шла за Эфиркой, вначале следом, потом, когда дорога стала шире, рядом, смотрела по сторонам и старалась ни о чём не думать. Голова раскалывалась. А стоило головной боли хотя бы немного утихнуть, как она снова пыталась понять, что здесь происходит – и голова взрывалась снова.

– Перестань! – Вдруг сказала Эфирка. – Перестань думать! Или мозги закипят и сварятся.

– Что?

– Ты пытаешься вспомнить или что-то понять. – Сказал Уран. – Нельзя. От этого голова болит. Соображать перестаёшь. Мы видели, чем это может закончиться. С нами ещё один парень был… так он не выдержал. Мы все, как появились, валялись с болью. Я лично прямо по бетонном полу катался, пытался как-то в себя прийти. Когтями себе черепушку до крови расчесал, думал, всё, там и сдохну! А потом Вольф догадался… крикнул, чтобы мы просто закрыли глаза и считали. От одного до ста. И прошло. Тупо считали, сосредоточились на цифрах. Он сказал, что думать нельзя, как только голова начинает от боли раскалываться, нужно сразу подумать о чём-то другом. О чём угодно, но о безобидном. О цветочках и ягодках хотя бы. Иначе плохо будет.