Этого как раз мы и пытались избежать. Как подчеркнул в упомянутой выше рецензии Миколай Загорский: “Отношение ideele к виртуализации сложнее. Везде мы имеем дело с отрывом продукта деятельности от своей основы. Виртуализация явно подчеркивает не только противоположение продукта условиям своего возникновения (в этом нет ничего специфически капиталистического), но именно то, что продукт «желает» породить как свою основу то, что не предполагает его воспроизведения («передовые формы производства отсталости»). Именно эта логическая проблематика, которую Марина Бурик умещает в категории общественной виртуализации, никогда не была связана с категорией ideele. В то же время очевидно, что виртуализация как категория снимает ideele, а потому и может с последней путаться” [3].
Другое значимое направление в расширении употребления терминов “виртуальная реальность”, “виртуальный” и “виртуализированный” описывает А. Иванов. В своей брошюре «Виртуализация общества» он констатирует следующее: «Но не менее впечатляет тенденция расширительного, метафорического использования понятия “виртуальная реальность”. С его помощью в настоящее время обозначаются многие новые экономические, политические, культурные феномены, не связанные непосредственно с компьютеризацией, но обнаруживающие сходство логики человеческой деятельности с логикой виртуальной реальности. Сущностный принцип этой логики – замещение реальных вещей и поступков образами – симуляциями. Такого рода замещение можно наблюдать практически во всех сферах жизни современного человека, и это дает основание для целостного описания социокультурных изменений рубежа XX–XXI вв. как процесса/процессов виртуализации общества» [5]. К представителям этой традиции, на наш взгляд, относится и сам Иванов. В этом смысле акцентируется не знаковый, а симуляционный момент в оттенках значений. В таком контексте термин «виртуальная реальность» становится синонимом симулированной реальности. Это происходит вне зависимости от того, обозначается ли знаково-симулированная реальность, или как знаково, так и посредством других процессов. Это употребление тесно связано с концепцией симуляции Ж. Бодрияра. Симуляция, по Бодрияру, символична и возможна через символы, однако сама она – не символическая реальность, хоть и осуществляется через символы. В этом понимании симуляция предполагает разрыв символов и символизируемого содержания, и именно благодаря этому разрыву становится важнейшим моментом воспроизводства как содержания, так и символов как некоторой реальности вне содержания.
В такой трактовке терминов точно так же, как и в употреблении понятия «виртуального» в «компьютерном» и масс-медийном значении, а также в значении, отождествляющем виртуальное с идеальным и с символическим, сохраняется общий момент оторванности и дистанцированности виртуального от того, что составляет его основу. Этот оттенок значения наиболее ценен для нас. Благодаря ему слова “виртуальный” и “виртуализированный”, “виртуализация” и стали наиболее подходящими и были выбраны. Основываясь на общем моменте, характерном для всего спектра значений, мы посчитали возможным дальнейшее смещение акцентов именно на этот отрыв. Он более рельефно подчеркнут в техническом понятии виртуализации как абстракции средств воспроизведения некоторого процесса, при помощи которого процесс воспроизводится на качественно иной основе. Само смещение акцентов в науках об обществе позволяет передать необходимый нам смысл и делает возможным употребление термина «виртуализация» для обозначения предмета нашего исследования.