Вот и сейчас трапом – наверх, минуя ходовую рубку, жестом охолаживая встрепенувшихся вахтенных, дежурного, уже открывшего рот заорать «Командир на мостике!»; через «штурманскую» выскальзывал, переступая комингс, пригибаясь (дверь низкая), наружу – на крыло мостика… И уж там кутался табачным дымом, всматриваясь в теряющуюся даль, уходящую рассеянной лунной дорожкой, в который раз отмечая: «Дрянное место этот Средний Восток. Земля когда-то великих исторических событий, громких битв, завоеваний, и сейчас не переставшая быть стратегически важным регионом, завязанным в равной степени на мировой морской трафик – Суэц, и на не менее тотальный атрибут нынешнего техногенного века – нефть».
И снова повторял, переиначивая:
– Дрянные места. Что арабу-бедуину хорошо, то нам, северянам-пришельцам, смерть.
Знал, что некоторые здесь не выдерживали, не способные принять этот климат… Их попросту переводили служить назад в Союз, к родным осинам, так сказать.
За то недолгое время стоянки «Петром» в Камрани, которая тоже не баловала умеренными температурами, Индокитай теперь вспоминался сочным зелёным тропическим оазисом.
Сокотра же, как и весь путь Суэцким каналом, и йеменские берега – сплошь палевые пески, жара и влажность, пыль и пескоструй – корабли тут ржавели со страшной силой, матросики соскребали эту ржу и ляпали суриком. От этого судовое железо превращалось в нечто непрезентабельно-пегое, к вящему недовольству отцов-адмиралов (своих)… И плевали на снисходительно-презрительные взгляды иностранных мореходов-милитаристов – сами-то на необорудованных якорных стоянках не кукуют. У них морских баз с полным фаршем «на каждом углу»[112].
Именно так – «пятнисто» – выглядели обеспечивающие «черноморский отряд» трудяги-тральщики, что ветеранили в здешних водах уже не один месяц.
Тут даже (обратил внимание) вахтенные ПДСС умудрялись запустить «калаши» – «воронение» покрывалось характерным бурым налётом, никакая смазка не помогала.
Вся эта беда, разумеется, ни в коей мере не успела коснуться сошедшего с иголочки на перегон в Индию противолодочного корабля – «Твёрдого» в обязательном порядке перед походом привели в идеальный вид.
Кавторанг обшарил взглядом изжелта-чернильные волны, выискивая за кормой на раковине сопутствующий уступом БПК… Наконец увидев, скорей даже угадав сумеречный в свете бледной луны мателот. Кивнул, будто удовлетворённо, поудобней обосновываясь на выносном мостике у камеры корабельного теленаблюдения.
Затянулся, продолжив неспешный мысленный монолог: «Пэкаэр… „Москва“ тоже послеремонтная и ещё пахнущая заводской краской… если, конечно, не придираться к положенной местами поверх не соскобленной, вот… – он провёл рукой по шершеватой нижней части леерной перемычки, – вот как тут, с потёками… халтура».
С оккупированного им места крейсер неплохо просматривался, пусть и однобортно, пусть и монохромно – на что привычно ложился глаз, предстало серо-контрастными тенями: часть полётной площадки – тёмной (на самом деле зелёной), а палуба бака (вплоть до миделя) штатного красно-бурого цвета, но сейчас тоже малоотличимого. Всё навесное, выкрашенное шаровой краской: паутинка лееров, носовые волнорезы, чернее угадываются установки РБУ и кнехты; тумба с направляющими «Вихря» – отсюда, с крыла мостика, едва выглядывающая из-за газоотбойника, следом вторая преграда отбойника, перекрывшая возвышение с ПУ ЗРК «Шторм»[113]. И так далее по нарастающей к ходовой рубке и выше – нагромождение надстройки со всевозможными антенными постами.
– Кому как, а мне эта «коробочка» нравится.