– Послушай, Элеонора, мне не нравится твой тон и тема разговора. К тому же, если использовать слово, сорвавшееся с языка – «блудить», то оно ко мне точно не применимо – я не женат. А та авария и на мне сказывается. Ты не забыла о наших рухнувших планах? После аварии рухнувших. Нет? Ну и прекрасно!

– Ещё бы она не сказывалась на тебе! Ведь это ты поссорился со мной в тот вечер. Это ты меня разозлил так, что… – Элеонора замолчала на мгновение, будто обдумывая или припоминая, и продолжила говорить. – да…, я не справилась с управлением и перевернула машину на повороте. Если бы Егор пристегнулся, то был бы цел. Я же цела! Но виноват ты, а не я. Не было бы никакой аварии, если бы ты не повёл себя, как свинья.

– Я тебя не понимаю: ты хочешь отдохнуть и расслабиться после трудового дня или поссориться, выплёскивая всё своё негодование на меня?!

– Отдохнуть. Забыть о невзгодах. Провести вечер с любимым человеком… Отдохнуть – душой и телом. – Произнеся эти последние слова, Элеонора заулыбалась и игриво посмотрела на блондина. – Ладно, Матвей, хватит бурчать – вспомним, что мир прекрасен, когда в нём есть любовь. В нашем мире есть любовь, Матвей? Есть?

– Да, милая, в нашем мире есть любовь… И она нас связывает, вот только не пойму – страстью и влечением или же желанием помучить себя.

– Всё, всё! Не ворчи. Я сама виновата, что завела этот разговор.

– Надо же! В кои веки ты повинилась.

В ресторане зазвучала музыка, и приятный томный голос вокалистки заполнил пространство.

– О! Опять охотница пришла. Как всегда, излишне броско одета. Плывёт меж столиками, не торопясь…, чтоб все успели заметить её. Занимает столик у окна.

Матвей, чуть повернув голову, посмотрел на вошедшую и процитировал:

– «…И медленно пройдя меж пьяными,

Всегда без спутников, одна,

Дыша духами и туманами,

Она садится у окна…».

– Да. Только здесь пьяные не кричат: «Ин вино веритас»…

– Милая, это же не кабак начала двадцатого века…

– Ты хочешь сказать, Блок бродил по кабакам? Как-то не вяжется с его образом. Он же не был беден.

– Но и не был богат. Да и назови мне хоть одного богатого поэта? Я таких не припомню.

– Ты – богат. Вот предо мной сидит пример успешного и богатого поэта.

– Я богат, если это можно называть богатством, своим бизнесом. Я иду по земле в грязных резиновых сапогах, в телогрейке и шапке-ушанке. Пряча за всем этим кусочек своей светлой души, куда проникают лучики солнца и играют гранями бриллианта

– сверкают.

– Бриллиантовый ты наш! Скромный поэт-бизнесмен. А может…, и стихи твои лишь продукт бизнеса? Ты же сам говорил: «Всё должно приносить прибыль. Если прибыли нет, то это баловство».

– Может быть… – Матвей прислушался к зазвучавшей мелодии, – Узнаешь?

– Нет. Но… красивый блюз! Потанцуем?

– С удовольствием!

– Говоришь, моих вещей у тебя дома больше, чем в моём шкафу осталось? – Элеонора положила руки на плечи Матвея, слегка приобняв за шею и наклоняя его голову к себе. – Тогда мне и переезжать не надо – я уже переехала! Верно?

– Наконец-то решилась! А это уже некий элемент определённости в моей жизни…

– Я – элемент твоей жизни?

– Не придирайся, пожалуйста, к словам. Егору позвонишь сама или мне поговорить?

– Не надо – сама. Я справлюсь. Позже скажу…, не сегодня – не хочу омрачать вечер тяжёлым и бессмысленным разговором, выслушиванием упрёков. И, кстати, – Элеонора встрепенулась, – когда приедем к тебе, откроешь дверь квартиры, возьмёшь меня на руки и внесёшь через порог….

– Без церемоний никак? – рассмеялся Матвей, обняв за талию и прижав партнёршу по танцу к себе, целуя её в губы. – Ладно, моя принцесса. Пусть так и будет.