Но так не получалось. Память услужливо подсказывала эпизоды из нескольких лет совместной жизни, когда в самые трудные моменты его не было рядом, а если он и был рядом, то… беспомощно разводил руками и ничего не мог предпринять.

А еще эта его противная черта: делать что-то для себя, но выставлять это таким образом, как будто он старается для других. В частности, для нее.

Ира закурила.

Когда-то давно, лет десять назад, один из бывших приятелей сказал ей: «Тебе это не идет. Курить – это занятие или (если хочешь) порок деловых или роковых женщин. А ты – женщина милая». Тогда ей нравилось считать его своим возлюбленным, хотя до постели у них так и не дошло. «Я была такая юная и гордая», – думала Ира, вспоминая этого парня. А на самом деле, наверное, она была тогда просто трусливая и глупая. Он настаивал ровно столько времени, сколько ему хватило понять – тут он ничего не получит, все так и кончится умными разговорами и глубокомысленными взглядами.

Сейчас она курила много и небрежно, уже не думая о том, соответствует ли это ее имиджу. Окружающие мужчины относились к этому спокойно: такая женщина имела право на прихоти, на капризы, на пороки, на возможность быть собой. И только некоторые из них понимали, что сама она не признает за собой этих прав и только мучается от того, что не может ими воспользоваться.

И лучше об этом не думать, не копаться в себе, не искать причин, почему ты такая, а не другая. Счастливы те, кто не роется в себе?

Как там у Колин Маккалоу? Как там у тех, кто поет в своем терновнике? Каждый поет свою песню? Хорошо, прожив эдак лет девяносто, сказать себе – я отлично исполнил весь репертуар, не сбился, не сфальшивил, не перепутал слова и музыкальные знаки. А в молодости ты и сам не знаешь что тебе петь, о чем петь, кто будет тебе аккомпанировать и где она твоя песня и есть ли она – твоя – вообще.

А что делать, если молодость (и, соответственно, как говорят умные люди, глупость тоже) затянулась, и до тридцати лет ты так и не решила, что именно тебе нужно в жизни? Что делать, если муж пожимает плечами на твои вопросы о дальнейшей жизни и стремится перевести разговор на другую тему, чтобы не «нарваться» в очередной раз на буйное выяснение отношений? И он даже не понимает, что слезы и скандалы давно уже закончились, и это… намного страшнее, чем самые нелепые ссоры и выяснения…

Безалаберный, бестолковый и амбициозный… Ужасный коктейль!

Если знакомые считают тебя красивой и неприступной и спрашивают тебя «Как дела?», а потом, не дождавшись ответа, начинают говорить о другом, если мужчина, который пытается ухаживать за тобой, не решается прямо сказать, чего же он хочет, если родные жалеют тебя, считая, что при твоей внешности и уме, ты могла бы блистать, но вместо этого жизнь тебя сломала, если ты вынуждена работать с утра до вечера, чтобы прокормить… семью, которой у тебя, как будто, уже и нет,.. то, рано или поздно, ты все равно задумаешься, кто еще виноват во всем этом и, наверняка, найдешь кого обвинить.

Но главное для тебя – найти и свое место на скамье подсудимых, определить степень своей вины и исправить хотя бы то, что можно исправить и что зависит от тебя.

Кофе оказался густым и обжигающе горячим.

За соседним столиком сидели две подруги – молодые, нарядные, веселые. И Ира уже без боли, без сожаления, без досады, но с какой-то ироничной грустью, подумала о том, что так и не воспользовалась ни своей молодостью, ни своей красотой, ни своим умом, чтобы взять что-то от жизни, что-то лежащее совсем рядом. Что-то… известное вот этим двум девчонкам – не очень красивым, не очень умным (судя по некоторым словам), и даже не очень воспитанным (судя по громкому смеху).