Прошло много времени, но Кейти продолжала сидеть, сложив руки на коленях. Она начала ощущать ритм прилетов, стала понимать, в какой момент между рейсами вдоль заграждений освобождалось место и как оно начинало заполняться в соответствии с появлявшейся на табло информацией. Если какой-то из рейсов задерживался или происходила некая заминка, две группы пассажиров сливались в одну, и у заграждений становилось невероятно тесно.

Отцы встречали дочерей, парни – девушек, мужья ожидали жен, бабушки с дедушками расцветали при появлении внуков и внучек, но ее интересовало именно воссоединение сестер. Иногда было довольно сложно определить, кто из женщин подруги, а кто – сестры, однако в большинстве случаев Кейти ощущала это инстинктивно. На это указывало что-то неуловимое в их объятиях, в продолжительности улыбок при встрече, в том, как брошенная одной из них шутка вызывала улыбку на устах другой. Сходство проявлялось в форме носов, в похожих жестах или в том, как они рука об руку шли, покидая аэропорт.

Одна дама в нарядном платье с рассыпанными по плечам ярко-рыжими волосами невольно зажала рот рукой, увидев свою сестру. Облысевшую голову последней частично скрывал лиловый шелковый шарфик, однако болезнь нашла свое отражение в землистом цвете ее кожи и впалых щеках. Порывисто шагнув навстречу, рыжеволосая схватила сестру за руки, легонько коснулась ее теперь уже отсутствующей линии волос и, окончательно растеряв остатки тщательно сохраняемого самообладания, заключила ту в продолжительные объятия, разрыдавшись у нее на плече.

Интересно, если бы кто-то понаблюдал за Кейти с Миа, сообразил бы он, что они – сестры? Внешне светленькая, Кейти сильно отличалась от темноволосой Миа, однако наблюдательный взгляд обратил бы внимание на схожую полноту губ и одинаковые очертания бровей. А если бы хорошенько прислушался, то мог бы отметить одинаково отчетливо произносимые – результат прилежной учебы – окончания слов, но вместе с тем и одинаково неверное ударение в отдельных из них.

В ее мыслях стали возникать красочные воспоминания о Миа, казалось бы, давно забытые эпизоды их детства: как они лежали среди скал в разогретых солнцем и пахнущих распаренными водорослями лужах с водой, делали в море стойки на руках, и вода попадала в нос, как катались на своем первом велосипеде – вишнево-красном. Кейти крутила педали, а Миа восседала на руле. Как на безлюдном пляже зимой, сунув за уши перья чаек, играли в пиратов.

Кейти нравилось быть старшей, она играла эту роль с гордостью обладателя некоего почетного звания. «В какой же момент между нами стала появляться эта пропасть? – пыталась вспомнить она. – Была ли она следствием той враждебной обстановки, которая сложилась, когда умирала мама? А может, все началось гораздо раньше? И причина была не единственной? Мелкие, слившиеся в клубок эпизоды, с которыми произошло то же, что происходит с любимым платьем, которое со временем ветшает: сначала обтрепывается ворот, затем теряет форму лиф, и наконец, там, где рвутся нити, возникают дыры».

– Мэм? – Возле нее стоял носильщик в темно-синей форме, с убранными под кепку дредами. – Вы тут с самого начала моей смены.

Кейти взглянула на располагавшиеся в нижней части информационного табло часы: она просидела здесь уже два часа.

– Я могу чем-то помочь?

Резко поднявшись, она почувствовала, как от долгого сидения у нее затекли колени.

– Нет, спасибо. Все в порядке.

– Может, вы кого-то ищете?

Она бросила взгляд туда, где обнимались две молоденькие женщины. Та, что повыше, на шаг отступила и, взяв руку другой, поднесла ее к губам и поцеловала.