Впервые за время, что я провела с ним, мне захотелось уехать.

Когда я закрываю глаза, ты здесь.

Глубокой ночью я чувствую тебя.

Когда я открываю глаза, ты исчезаешь.

© Hurts, «The Road»

Кислый привкус во рту. Стреляет в висках. Голова свинцовая и гудит, будто сейчас четвертое июля и я слушаю праздничные салюты.

– Рэтбоун! Проснись! – Голос знакомый, мужской, с французским акцентом.

Кому он принадлежит? Не могу вспомнить. И свое имя тоже. Что вчера вообще было?

– Вставай! – Голос звучал громче и раздражительнее.

Через секунду лицо стало мокрым. Какого хрена?! От неожиданности я подскочил и распахнул глаза. Дневной свет на миг ослепил, а капли воды стекали по моему подбородку. Я находился в своей спальне, а надо мной стоял Шон Мюрель – пиарщик группы. Хорошего это не предвещает.

Если Марти занимался вопросами лейбла (продвигал музыку, организовывал выступления), то Шон отвечал за имидж: что говорить на интервью, куда идти, с кем общаться, а также контролировал прессу.

Шон всегда выглядел так, словно только что приехал из Монако: смоляные кудри, золотистый загар, дебильные футболки поло. Шон не похож на акулу шоу-бизнеса ни внешне, ни внутренне, а глаза у него водянисто-серые, добрые, как у собаки.

Но сейчас Мюрель сурово глядел на меня, сдвинув темные брови. Он держал стакан и, судя по виду, был готов в любой момент следом за содержимым запустить им в меня.

– Пить хочу, – просипел я.

– Так тебе и надо, – грубо, но с улыбкой ответил Шон и в насмешку поставил пустой стакан на тумбочку.

– Что случилось?

– Не помнишь, да, Стив? А папарацци помнят.

Будто фокусник, он достал из кармана конверт и раскидал по кровати фотографии. Цветастый веер раскрасил светлые простыни.

– Это что? – Мозговая активность уходила на попытки не заснуть, и я задавал идиотские вопросы.

– А ты как думаешь? Я выкупил у местных папарацци! – Шон поднял одну из фотокарточек и запустил мне в лоб. – Интересно, что написали бы газеты, получи они эти снимки? «Эксклюзив! Вокалист Grape Dreams, напился в баре!» или «Стивена Рэтбоуна из бара выносила миленькая девчушка!». Как тебе, друг?

Я оцепенел. Кровь прилила к щекам. На фотографиях был я. Невменяемый, я висел на плече девчонки в белом платьице. Ари. Не столь важно, что я напился: в силу имиджа рок-музыканта я мог позволить такое. И я сделал это, чтобы обидеть Ари. Чтобы она ушла. Почему же мне так больно смотреть на эти снимки? Аристель, бледная и хрупкая, волочила меня к машине, а я смотрел на нее, будто она последняя дрянь.

Закрыв глаза, я застонал.

– И это только то, что было на самом деле. Фантазия желтой прессы безгранична. – Шон не умел злиться. Он видел проблему и спокойно решал ее. Но даже миролюбивый Шон был на взводе. – Что за самодеятельность?! – Мюрель разочарованно покачал головой. – Почему эта девочка звонит мне, плачет и умоляет отвезти ее в аэропорт? С каких пор ты стал козлом?

Я вскочил, и фотографии улетели на пол. Если поклонники узнают, что Ари всего восемнадцать, она живет у меня и, более того, я с ней спал, – скандал обеспечен. Но это беспокоило меня не так, как вопрос:

– Где Ари?

Почему я думаю о какой-то Ари? Она испортила мне жизнь!

– На кухне. – Шон перестал мерить шагами комнату. – Она собиралась уйти, когда связалась со мной, но я уговорил ее выслушать тебя. Она, кажется, волнуется… Несмотря на то что ты сделал.

– Уйти? – Я вдруг испугался. Проклятое сердце, уймись!

Шон снисходительно смотрел на меня.

– Стивен, в другой раз меня может не оказаться поблизости, и следы никто не заметет. Эгоистично подставлять группу. Неустойка в контракте страшная, и фан-базу на обмане не собрать… – Мюрель помолчал, а я знал, что он скажет. В мягкой форме, но повторит слова Джерада. Так и вышло: – Эта… Ари не вписывается в план. А промокампания альбома – план. И как я понял, у вас не все гладко. Она была расстроена, не переставала плакать… Я верю, ты испытываешь к ней чувства, и не сомневаюсь, что она влюблена в тебя. Если все серьезно – борись, ведь нет ничего важнее чувств. Если не уверен, как я понял по твоему поступку, не морочь девушке голову.