Прошел год после смерти мамы и пришла пора ехать в Россию вступать в наследство. К счастью, мама перед смертью успела отменить свое завещание, которое она в сердцах переписала на сестру, но у сестры даже не нашлось времени, чтобы прилететь к ней на похороны. Я порвал с теткой после этого всякие связи, равно как и с родственниками двоюродной сестры моей мамы, чей муж напрямую назвал меня виновником ее смерти. Такова специфика сочувствия у людей, склонных по роду профессии влезать в дела других людей.

– Ты убил свою мать! – написал мне выживший из ума бывший придворный журналист. Журналисты склонны к эффектным заголовкам и у них, как правило, плохо налажены логические цепочки и очень короткая память.

Узким кругом близких родственников они уже осудили меня за отъезд в Штаты и попутно поделили мамину квартиру, отписав ее маминой сестре. Обдумывая свой ответ на обвинение, я вспомнил историю, как журналист в молодые годы сослепу действительно убил на охоте человека, случайно приняв его за зверя, и эта история чуть было не стоила ему свободы.

– Сам ты убийца! – написал я ему и посоветовал впредь не лезть не в свои дела.

Мама воспитывала во мне вежливость, но в делах подобного рода жизнь научила меня не церемониться.

В Ессентуках, где мама закончила свои дни, я мгновенно забыл об Америке, словно этого тяжелого года и не было в моей жизни. Я ходил на источник с минеральной водой три раза в день, записался на массаж, посещал танцы в местном санатории.

Я заказал маме памятник, выгравировав на нем умирающую птичку – знак ее скорой кончины, посланный мне 31 декабря 2012 года – за полгода до ее смерти.

В России я чувствовал себя как рыба в воде. Я прислушивался к русской речи, наблюдал за всем, что вокруг меня происходит, чувствую себя уместно в любой ситуации. Мне нравилось, что я могу свободно флиртовать с женщинами, и женщины отвечали мне своим вниманием, от чего я совершенно отвык в Америке. В России я ожил, и это чувство долго не давало мне покоя по возращению в Америку. Я настраивал себя на то, что как только получу американское гражданство, я немедленно вернусь в Россию. Я замечал, насколько в России люди более расслаблены, чего они даже не осознавали – настолько это было для них естественно. Жизнь в чужой стране приучает к осторожности и лишает твои действия спонтанности, а без спонтанности невозможно ощущать себя свободным и счастливым человеком.

Вступив в наследство, я тут же дал объявление о продаже маминой квартиры. На мое счастье, покупательница нашлась за три дня до моего отлета в Америку. Она настойчиво пыталась сбить цену, но я стоял на своем. В последний перед моим отъездом день мы вышли на сделку и я получил деньги, которые тут же перевел в доллары. С учетом маминых сбережений, у меня на руках оказалась приличная сумма – почти сорок тысяч американских долларов. Я вернулся в Америку и эти деньги послужили залоговой суммой при покупке дома. Через два с половиной года жизни в США, мы наконец смогли приобрести свой небольшой домик в хорошем районе, недалеко от той самой библиотеки, куда я по-прежнему ходил за книгами и фильмами на английском языке.

Уже через несколько месяцев после своего возвращения из России, я получил приглашение на собеседование в школьный округ, где освободилась вакансия уборщика, и хотя работа на шоколадной фабрике доставляла мне гораздо большее удовлетворение, все-таки преимущество, с учетом зарплаты, социальных выгод и медицинской страховки, было за школой.

Томи – мой босс, в которой он числился старшим смены, в шутку иногда называл меня Оzy. Прозвище сложилось из двух букв моего имени: O и Z, в латинской транскрипции. Я оценил шутку, так как «Волшебник Изумрудного города» была моей любимой сказкой, как только в мои руки попалась книга про приключения девочки Элли из штата Канзас в стране OZ, под авторством Константина Волкова. Я чувствовал себя путешественником в сказочном пространстве собственной жизни, из которой, казалось, не было выхода, да я его, собственно, никогда и не искал. В глубине души, я никогда не воспринимал действительность слишком серьезно, и так продолжалось до тех пор, пока я не уперся спиной в стену, и случилось это уже в Америке, на шестом году моей эмиграции.