– По второму разу никого не вздернешь, Джим. По второму разу – никак.

Приятель Джима, бросивший этот мрачный намек, походил на него как две капли воды. Такой же сухонький, такой же коротышка, в таком же допотопном сюртуке и панталонах в обтяжку. С такими же седыми космами, что заслоняли лицо и смешно колыхались при каждом его слове.

– Чем отпускать дурацкие шуточки, лучше сказал бы, Джо, откуда взялся этот парень и почему засыпал грязью наш стол и наши чудные картишки. Вот это было бы гораздо лучше, Джо. Но ты вечно, с того самого дня, как мамаша произвела нас с тобою на свет, делаешь не то, что надо. Так-то вот, Джо!

– Что ж, Джим, таким я, видно, уродился. А что за фрукт этот чудак, лучше спросить у него самого.

Оба старикана, как по команде, повернулись к Тюлипу и строго на него уставились.

– Э-э… – промычал он в замешательстве. – Э-э… Я это… я тут переночевать собрался.

– Слышал, Джо? Нет, ты слышал, что он сказал?

– Слышал, Джим. Не глухой.

– И что ты на это скажешь, Джо? Что до меня, то я с самой смерти ничего забавнее не слыхал.

– И я, Джим, сроду ничего забавнее не слыхал.

– Позволим ему провести тут у нас ночку, а, Джо?

– Право, не знаю, Джим. Право, не знаю.

– Ну, так я сам тебе скажу, Джо. И не подумаем! Наоборот – предложим этому молодчику убираться подобру-поздорову! Да еще, сдается мне, Джо, и сами ему поможем. Верно, Джо?

– Верно, Джим. Совершенно верно!

Старикашки стали надвигаться на непрошеного гостя. Шаг! У Тюлипа словно отнялись ноги. Еще шаг! Тюлип ни с места. Вдруг они обеими руками обхватили свои головы, проворно сдернули их с плеч и, как по команде, сунули под нос Тюлипу.

– У! У! У! – страшными голосами взвыли зажатые в костлявых лапах головы, зажмурив правый глаз и вытаращив левый, высунув черные засохшие языки и яростно тряся космами. – У! У! У!

– Спасите! – заорал Тюлип.

Он крутанулся на месте, помчался с места в карьер и очутился в длинном проходе, там стояла темень, сырость и воняло кошками. Вскоре старикашки остались далеко позади. Однако же он еще долго слышал их голоса.

– Чертовски здорово сработало, а, Джо? Видал, как он перепугался? Небось в другой раз не скоро сунется!

– Не скоро, Джим, это точно. Оглоушило его будь здоров! Ну что, сыграем еще?

– Отчего бы и не сыграть?

Голоса затихли, но спустя мгновение до Тюлипа донеслось:

– Черт тебя побери! Опять мухлюешь, Джо, мерзавец!

– Да не мухлюю я, Джим! Тебе, видать, померещилось!

– А покажи-ка, Джо, что у тебя в рукаве! Спорим, ты там туза припрятал?

– А вот и нет, братец Джим, вот и нет, ошибся! Не туза, а короля.

– Так бы и дал тебе, братец Джо, хорошего пинка под зад! За милую душу!

– Весьма вульгарное желание, позволь тебе заметить, Джим!

– И все-таки не знаю, что меня удерживает!

– Не знаешь? Хм! А я могу сказать! Ты просто-напросто боишься шевельнуть ногой. Чтобы твои драгоценные штаны не лопнули!

Голоса отдалялись, стихали, заглохли… и кругом воцарилась мертвая тишина.

Легаш-громадина

– Ну и ну… – боязливо лопотал Тюлип.

Его шатало и бросало из стороны в сторону в кромешной темноте, как ослепшее суденышко в штормовом океане. – Что за чертовщина со мной творится. Жена не поверит, опять скажет – примерещилось спьяну! Вдуматься хорошенько – впору в штаны наложить… и так уж невтерпеж… Но думать, размышлять – вреднющая привычка… только начни – тут тебе и крышка, глазом моргнуть не успеешь… Иэк! – Он рыгнул в кулак. – Вот у моей жены был постоялец… такой, с шикарными бакенбардами… бывший лакей одного важного министра. И вот он рассказывал, что этого министра угораздило ужасно разжиреть… жутко… постыдно… на откормленную свинью стал похож! Он уж на люди боялся выходить. Над ним все смеялись. Издевались. Свистели ему вслед. Орали: “Улюлю! Ворюга! Грабитель! Вон! Долой! Отъел рожу, хряк! Нашей крови напился!” Позвали наконец врача. Тот осмотрел его… пощупал… постукал… понюхал… послушал уши… заглянул в зубы… засунул палец в зад. И говорит: “Все ясно! Пустяки! Ерунда! Проще простого! Элементарно! Четверть часика хорошего раздумья по утрам… натощак! Но не больше! Ни в коем случае! Ни под каким предлогом! Ровно четверть часа! Иначе передозировка… тяжелые последствия… непредсказуемые осложнения… назальный паралич… Скоротечно! Летально!” Ладно. На следующее утро министр дергает звонок… зовет лакея… Тот тут как тут… бегом по лестнице… бакенбарды вразлет… заходит… “Родольф, мой завтрак!” – “Ваше превосходительство изволили забыть? Сначала четверть часика раздумья… а уж потом жратва!” Ну, ладно. Наш Родольф выходит… бегом по лестнице… бакенбарды вразлет… И вдруг – ужасный вопль! Истошный рев! “О, черт!” Бегом назад… бакенбарды вразлет… и что он видит? Министр… на полу… в луже крови… мычит… кошмар! “Умираю! Родольф! Падение! Крах! Провал! Непоправимо! Слишком поздно!” Раззявил рот и отдал Богу последний свой портфель! Вдова потащила врача в суд и выбила-таки компенсацию за причиненный ущерб… Медицинская ошибка… серьезная… непоправимая! Эксперты единодушны… четверть часа раздумья натощак – это слишком! Надо было начать с десяти секунд и увеличивать дозу… постепенно… потихоньку… до двух минут, не более! А четверть часа вот так, разом – прямое убийство!