– Охотились на бизонов! Бизоны! – послышалось со всех сторон. – Где?
– В получасе езды отсюда. Вот этот окорок мы взяли для себя. Остальное можете взять сами, если хотите.
– Едем прямо сейчас! – воскликнул Рэтлер, делая вид, что между нами ничего не произошло. – Где это место?
– Держитесь нашего следа – и все найдете! Глаз-то у вас более чем достаточно, если не ошибаюсь.
– Сколько же их там было?
– Двадцать.
– А сколько вы убили?
– А, одну корову.
– И все? Куда же делись остальные?
– Поищите их сами! Я не спрашивал у них о том, куда они собрались прогуляться!
– Два охотника, которые из двадцати бизонов убивают только одного! – послышался чей-то пренебрежительный голос.
– Убейте больше, если сможете! Уверен, вы-то уж точно прикончили бы их всех! Там, правда, остались еще два старых, двадцатилетних, быка, убитых вот этим молодым джентльменом.
– Быков? – закричали вокруг. – Стрелять в быков может только настоящий гринхорн!
– Смейтесь над ним, господа, однако на быков все же полюбуйтесь! Этот парень спас мне жизнь!
– Каким образом?
Они хотели все знать, но Сэм уклонился от дальнейшего разговора.
– У меня нет ни малейшего желания говорить об этом, можете поверить. Пусть он все расскажет сам, если вы проявите благоразумие и отправитесь за мясом с наступлением темноты.
Хокенс был прав, ибо солнце заканчивало свой дневной путь, готовое бесследно раствориться в сумрачной дымке. Однако все знали, что я не собирался выступать в роли рассказчика, а потому они оседлали лошадей и быстренько отправились в путь. Я подчеркну, что отправились именно все, поскольку ни один из них не доверял другому. Среди охотников, связанных узами дружбы, существует негласный закон: любая дичь, добытая одним из них, принадлежит всем. У этой банды подобное чувство солидарности напрочь отсутствовало. Позже мне рассказывали, как они, будто дикари, набросились на корову, и каждый, осыпая проклятьями другого, старался отрезать себе кусок побольше да пожирнее.
Когда они уехали, мы освободили лошадь от ноши, и я отвел ее в сторону, чтобы разнуздать и привязать к колышку. Это заняло некоторое время, которым воспользовался Сэм, чтобы рассказать Паркеру и Стоуну о наших приключениях. Между ними и мной стояла натянутая палатка, моего приближения они заметить не могли. Когда я закончил с делами и подошел к палатке, я вдруг услышал восхищенный голос Сэма:
– Поверьте мне, дело было так! Парень взялся за самого здорового бычару и убил его, как это делает старый, опытный охотник! Я, конечно, сделал вид, что считаю это мальчишеством, и хорошенько отчитал его. Но я-то отлично знаю, что из него выйдет толк!
– Похоже, быть ему настоящим вестменом! – узнал я голос Стоуна.
– В самом ближайшем будущем! – подтвердил Паркер.
– Ну хватит, – прервал их Хокенс. – Я вижу, друзья, что он просто создан для этого! А его физическая сила! Вчера он тащил фуру, в которую мы впрягаем волов, и совершенно без посторонней помощи! Ударь он кулаком по земле – так на том месте трава вообще расти не будет! Ладно, вы мне должны кое-что обещать!
– Ты о чем? – спросил Паркер.
– Он ни в коем случае не должен знать, что́ мы о нем думаем!
– Почему?
– Зазнается еще!
– Вряд ли…
– Парень он, правда, скромный и вроде не расположен нос задирать, но никого и никогда не следует хвалить: так можно испортить даже самый хороший характер. Зовите его гринхорном – а он таковой и есть! – хотя и обладает всеми чертами настоящего вестмена, правда в зачаточном состоянии. Ему еще многому надо научиться и многое испытать.
– Ты хоть спасибо сказал ему за спасение?
– И не собираюсь! Меня совершенно не интересует, что он подумает, совершенно! Разумеется, он меня считает самым неблагодарным чурбаном на свете, но это дело второе, если не ошибаюсь. Самое главное, что он себя не превозносит и остается таким, какой есть.