Умеренная непродолжительная вина в этом случае вполне естественна. Но иногда страдания становятся хроническими, человек «увязает в них», потому что сама ситуация, провоцирующая выбор, не заканчивается. Например, мать-одиночка, которая разрывается между детьми, личной жизнью и профессиональной самореализацией, не может по щелчку пальца избавиться от детей, друзей-мужчин или любимой работы.

Страдания такого человека связаны с тревогой, от которой нельзя избавиться, поскольку никакое решение ее не отменит и даже может усугубить. Ведь душевные и физические ресурсы ограниченны, а значит, человек не может нести ту ответственность, которую на себя взял. Конечно, сила вины может найти здоровый выход: я смиряюсь с тем, что мои возможности невелики, и постепенно приобретаю мудрость, а значит, могу стремиться к наиболее верному, хотя и не идеальному, распределению сил.

Больше того, в конце концов, можно прийти к выводу, что разные стороны бытия иногда не только не мешают друг другу, но и, напротив, взаимно обогащают. По мнению Виктории Чудиновой, Антон Павлович «решил не делать выбора оттого, что с течением времени ясно осознал, насколько тесно связаны эти две формы познания жизни и человека. Литература помогала сгладить и принять страшные откровенные стороны человеческого естества, а медицина позволяла увидеть и объяснить те нюансы физического и психического состояния людей, которые человеку непосвященному казались необъяснимыми. Именно поэтому Чехов и на сегодняшний день остается главным врачом во всей нашей классической русской литературе»[8].

Но иногда человек направляет силу вины на мучительные попытки все-таки усидеть на нескольких стульях, что, в конце концов, приводит его к душевному истощению.

Бывает и так, что нам нужно исправить очень сложную ситуацию, значимость которой для нас предельно высока. Исправление возможно, но не гарантировано. Однако надежда остается, пусть иногда и очень слабая. Скажем, женщина пытается спасти смертельно больного мужа. Она делает все, что в ее силах и в ее компетенции, но лучше ему не становится. И тогда верная жена начинает спрашивать себя: «Может быть, я показала его не тому врачу, может быть, неправильно за ним ухаживала, может быть, и заболел-то он из-за меня?»

Другой пример – родители детей-инвалидов. Многие из них находятся в беспрерывном поиске ресурсов и возможностей, которые могли бы помочь реабилитации ребенка. Ситуация не завершается, ее важность не снижается со временем, а иногда даже возрастает, и вина становится очень навязчивым, очень недоброжелательным спутником жизни – она постоянно «спрашивает» у родителя, чего он еще не сделал, что еще не попробовал. Эти переживания истощают, иногда до предела.

Человек вкладывает множество сил и расходует себя, не жалея, не замечая, что сам он перестал ухаживать за собой, его здоровье под угрозой, а жизнь превратилась в бесконечную тревогу и бесконечную вину, ведь никогда нельзя быть уверенным в том, что сделал все, что мог. Время застывает, превращаясь в болезненный комок, в кошмарный сон, из которого нельзя вырваться.

Такая вина тоже имеет здоровые корни и выражает меру ответственности человека за происходящее вокруг. Вот только он, погруженный в столь важное для него дело, иногда лишается способности трезво мыслить, правильно оценивать реальность и свои силы. В итоге истощение становится практически неизбежным.

Как и в предыдущем примере, такая вина направлена на максимальную самоотдачу, но она не учитывает ограниченность ресурсов самого человека, которая становится для него очевидной только тогда, когда он «падает без сил», заболевает. Получается, что мы не можем изменить что-то вокруг себя, если не изменились сами, если не осознали, что быть полезным близкому человеку можно, только если у тебя на это есть ресурсы.