– Могу я вас попросить об одолжении.

Пётр вскинул бровь. Лера оцепенела. Девочка виновато улыбнулась.

– Чемодан тяжёлый. Помогите донести до квартиры.

– Софья, – с укором произнесла Лера, и скулы её порозовели. Она встретилась взглядом с Петром и, чуть тушуясь, проговорила:

– Правда, не поможешь нам с багажом?

Пётр кивнул. Понятно, что обе боялись встречи с родителями. Посторонний человек хоть как-то мог оттянуть на себя внимание. Он подхватил чемодан и проводил их до квартиры.

Сара и Израиль очень обрадовались, заохали, заахали и, конечно же, не отпустили Петра. Проводили его в гостиную и организовали Шаббатнюю трапезу со свечами, халами и вином.

Сердобольная Сара сидела рядом с Соней и пополняла её тарелку.

– Кушай, детка, кушай. Ты такая худенькая!

Седовласый Израиль сидел рядом с Петром и расспрашивал его о прожитых годах.

– Ай, молодец! Таки устроился! С деньгами-то не так хорошо, как без денег плохо!

Лера в разговорах не участвовала. Её мысли были далеко. Она продумывала финал, каким закончится этот день.

После ужина все устроились на диване и стали рассматривать фотографии: вот свадьба Сары и Израиля, а тут родилась Лерочка, а здесь она первоклассница… А это Пётр. Лера и Пётр – самые красивые выпускники местной школы. Оба учились на отлично и успешно устроились в жизни.

– А вот фотография на нашей Родине, в Тель-Авиве.

Сара любовно сложила руки на груди.

– Тель-Авив нам не Родина! – вздорно возразил Израиль.

– Это почему же не Родина? – удивилась пожилая женщина.

– Наша Родина – Советский Союз. Россия. А Тель-Авив… это так! Вынужденная эмиграция.

– Кто тебя вынудил, Изя? Сам поехал. Захотел хорошей медицины и продолжительной жизни.

– Поехал! Поехал и воткнулся в место, где все евреи плачут.

– Ты про стену? Изя?

– Я про налоговую. Сара!

– Что ты говоришь! – возмутилась женщина. – Девочка подумает, что ты дурак. Но ты же не совсем дурак!

Девочка вежливо улыбнулась и потупилась. Она шутку поняла. Хотя шутка была грубовата на взгляд двенадцатилетней девочки. Но в целом ей эти люди нравились.

– Я тоже еврейка? – спросила девочка и вскинула синий взгляд.

– Ты? – удивилась Сара и оглядела светлые волосы.

– Соня – еврейка. Даже не сомневайтесь, – поспешно заверил Пётр. Он нервничал и для верности ударил себя по колену.

Все с недоумением посмотрели на Петра. Наступила неудобная пауза.

Лера смутилась, покраснела и выскочила из комнаты.

– Что происходит? – забеспокоился Израиль и последовал за дочерью на кухню. За ними засеменила Сара.

Уединившись и прикрыв за собою дверь, родители спросили у дочери: кто эта девочка? И почему она с чемоданом?

Лера расплакалась и созналась: Соня – её дочь. Ей двенадцать лет. Все двенадцать лет она жила у Иакова на даче.

– Что-о-о! – закричал Израиль. – Что ты сказала?

И это было подобно грому. Лера что-то пролепетала в ответ, но это не было принято. Израиль затопал ногами и застучал кулаком по столу. Сара пыталась успокоить то одного, то другого. Но бесполезно! Крик, визг и рыдания сотрясали воздух. Эмоции зашкаливали. Испепелялась атмосфера. Искривлялось пространство. Всё происходило так громко и так колоритно, что гости, сидевшие в гостиной на диване, каждый раз вздрагивали, когда зашкаливали децибелы.

Пётр сжимал детские ладошки. Девочка льнула к нему и прятала в предплечье лицо, когда из кухни доносилось: “Как ты посмела!”, “Что ты наделала!”, “Как мы с этим будем жить?”.

– В чем я виновата? – спрашивала девочка, хлопая влажными длинными ресничками.

Пётр её успокаивал:

– Ты ни в чём не виновата. Потерпи немного. И всё образуется.

Прошёл час, и в дверях появился Израиль.