Возможно, ничего удивительного в том не было. Девочкой мог заинтересоваться только кто-то вроде Джо, подумала миссис Холден с чувством жалости, к которому примешалась гордость за собственную дочь. Еще бы! Такая смуглая кожа. И такое происхождение.

Она взяла кольдкрем и начала методично удалять румянец со щек. «Вероятно, мы несправедливо с ней поступили, взяв в дом, – подумала она. – Наверное, нам следовало предоставить ее судьбе и не забирать от лондонских родственников. Вполне возможно, мы вселили в нее напрасные надежды».

На них не было даже нитки. Говорю вам, дамы, я чуть сознания не лишилась. – Миссис Колкухоун прижала руку ко рту, словно испытывала боль от одного воспоминания. – Как раз возле тропы. Любой мог видеть.

Совершенно справедливо, согласились дамы салона, хотя в душе усомнились, что кто-нибудь, кроме Дейрдре Колкухоун, наткнулся бы на Джорджа Берна и Джулиана Арманда в момент бодрящего утреннего заплыва. Более того, большинство из них прекрасно сознавали, что миссис Колкухоун за последние месяцы совершила неоправданно большое количество прогулок вдоль морского побережья, даже в ненастную погоду. Но, разумеется, никто не допускал мысли, что причиной тому послужило нечто другое, кроме желания убедиться в незыблемости устоев Мерхема.

– Не было ли в том безрассудства – заходить в такую холодную воду?

– Представляю, как они посинели, – с улыбкой произнесла миссис Ансти, но тут же перестала улыбаться, поняв, что больше никто не счел это забавным.

– И знаете, он ведь мне помахал! Тот, что помоложе. Вот так вот стоял и махал… Можно подумать… я могла разглядеть… – Голос миссис Колкухоун оборвался, руку она по-прежнему прижимала к губам, словно вспоминала о пережитом ужасе.

– На прошлой неделе он пел, этот самый мистер Арманд. Вышел на террасу и ну горланить какую-то оперу. Будьте любезны! Средь бела дня!

Дамы зацокали языками.

– Что-то немецкое, надо полагать, – предположила Маргарет Кэрью, питавшая огромную страсть к произведениям Гилберта и Салливана.[10]

Наступила короткая тишина.

– Что ж, – нарушила ее миссис Ансти, – я считаю, дамы, что обитатели того дома начинают вредить репутации нашего городка.

Миссис Чилтон отставила чашку с блюдцем:

– Я все больше и больше волнуюсь насчет отдыхающих, которые собираются приехать в следующем сезоне. Что, если пойдет молва об этих выходках? Нам нужно заботиться о своем добром имени. И мы не желаем, чтобы их влияние распространилось на нашу молодежь. Бог знает, что тогда может случиться.

Разговор временно затих. Никто не захотел вспоминать случай на пляже с Лотти и Селией. Впрочем, Сьюзен Холден, воодушевленная помолвкой Селии, уже не ощущала неловкости в связи с той историей. Она появилась в дверях и начала обходить гостей, предлагая каждой кусочки фруктов, нанизанные на коктейльные палочки и красиво разложенные кругами (журнал «Домоводство» особое внимание уделял привлекательной подаче блюд).

– Еще по кусочку ананаса? Или, быть может, ломтик дыни? – угощала она. – Удивительно, как долго путешествовал этот фрукт, чтобы оказаться у нас на тарелке. Вчера вечером я так и сказала Генри: «Сейчас в самолетах летает больше ананасов, чем людей!» – Она посмеялась собственной незатейливой шутке. – Прошу вас, угощайтесь.

– Совершенно не похож на консервированный, – задумчиво изрекла миссис Ансти. – На мой вкус, немного резковат.

– Так возьмите дыню, дорогая, – предложила миссис Холден. – У нее чудесный мягкий вкус. Отец Гая, знаете ли, импортирует фрукты из всевозможных удивительных мест. Гондурас, Гватемала, Иерусалим… Вчера вечером он рассказал нам о фруктах, о которых мы даже и не слышали. Вы, например, знали, что есть фрукт в форме звезды? – Она даже порозовела от гордости.