В огромном зале накрыты длинные столы. За ними – множество народа. «Здоровье короля! Здоровье графа Эгмонта!»

Рубенс. А правда, господин Симонсен, что у вас днем и ночью накрыты столы и кормят всех без разбора?

Симонсен (возмущенно). Кто это говорит? Ночью! Этого еще не хватало! Ночью!

Ван Стрален. А скоро свадьба?

Симонсен. Этого, увы, никто не знает.

Ван Стрален. Что, его испанское величество не дает согласия?

Симонсен. А кто его спрашивает? Его известили из чистой любезности! Его светлость член империи, а не чей-то подданный! – Нет, это все старик ландграф! Он ненавидит Гранвеллу просто до безумия!

Рубенс (захохотав). Так пусть скорей присылает свою внучку сюда! Здесь все его точно так же ненавидят!

Симонсен (со вздохом). Да, а могли бы найти себе лучшее занятие! Его светлость говорит, что ненависть – самая никчемная вещь на свете, а я привык ему верить!

Ван Стрален. Правильно, надо не болтать, а делать! Знаете, что мы предпринимаем?

Рубенс разводит руками.

Симонсен. Друг мой, мне это знать совершенно не обязательно! (На Рубенса.) Но какой славный молодой человек!

Ван Стрален. Все равно, я не пущу инквизицию в Антверпен! Когда ничего больше не останется, я просто стану в воротах и не пущу!

Симонсен. Ну, уж тогда она никак не пройдет! Как вы думаете, господин Рубенс?

Ван Стрален. Но до этого еще далеко! (Хватает Симонсена за плечо и быстро говорит ему прямо в ухо.) Мы собираемся дать взятку самому папе! (Отпускает его.) Может, после этого король станет сговорчивее. На какое-то время.

Кабинет принца. Эгмонт и Вильгельм пишут письмо королю.

Эгмонт (откладывая перо). Да, так правильней всего. Пусть король все знает. Я не гожусь на роль марионетки! А если он решит по-другому, значит, моя служба ему просто не нужна!

Вильгельм. От этого она не перестанет быть нужной миллионам фламандцев.

Эгмонт. Да, положение этого народа стало очень незавидным. – Знаете, я всегда с уважением относился к королю, но все, что последнее время исходит из Мадрида, похоже на издевательство! Понятно, что за всем этим стоит Гранвелла, но все равно – это продуманное издевательство!

Вильгельм (задумчиво). Нет, это результат ложного представления о том, что все люди – одинаковы и что страхом смерти их можно вынудить к чему угодно.

Эгмонт. А вы что думаете по этому поводу?

Вильгельм (лукаво). Ну, если подходить со всей строгостью, то двух одинаковых людей вряд ли можно будет отыскать!

Эгмонт. Ну, это преувеличено! Истина, я полагаю, лежит посередине. Разве что нашего кардинала я готов признать неповторимым, уникальным! Праведное небо, откуда берутся такие негодяи? Ведь он не просто отстранил нас от дел – он нас люто ненавидит! Не может быть, чтоб вы не замечали! Его же трясет при виде нас!

Вильгельм. Я замечаю это. И каждый раз, надо признаться, этому удивляюсь!

Эгмонт. По-вашему, это достойно удивления?

Вильгельм. Кардинал Гранвелла вообще личность достойная удивления. Он вышел из низов, из самой простой семьи, и сделался правой рукой двух подряд могущественнейших европейских государей. И все это благодаря своим врожденным талантам и какому-то блистательному стечению обстоятельств!

Эгмонт. Вот он и завидует нам с вами. Все совершенно ясно! Ведь тот, кому положение досталось по наследству, не гонится за случаем, чтобы проявить свои способности.

Вильгельм. Разве необыкновенная судьба не лучше всякого наследства?

Эгмонт (смеясь). Нет, принц, ей-богу, его бы хватил удар, если бы он узнал, как вы им восхищаетесь!

Вильгельм. Нет, я им не восхищаюсь. (Берет письмо, смотрит, просохло ли оно.) Я сделаю все, что возможно, чтобы выставить его из этой страны!