– И меня. Я поступил плохо. Извини, – извинился Евгений.

– И меня, – добавил Гена, злобно посмотрев на Илью.

– Илья ты их прощаешь? – спросил учитель.

– Да.

– Спасибо, Илья. Ты храбрый мальчик. – Она посмотрела на Гену, Васю и Евгения. – Можете садиться. С вами мы еще поговорим. А сейчас дети продолжим урок.

После этого Виктория не могла воспринимать информацию, которую хотела донести до них Татьяна Викторовна, которая была расстроена не меньше, чем Виктория.

Когда уроки кончились, Вика спросила у Ильи, как он себе чувствует. Илья ничего не ответил, сложил вещи в портфель и удалился прочь из школы. Вика расстроилась еще больше. Она винила себя в том, что произошло сегодня. Ведь именно она говорила классу, какой он странный.

Домой Виктория пришла в отвратительном настроении – даже не осталась с девочками после уроков попрыгать через резиновые колеса– и не хотела ни с кем говорить о том, что сегодня произошло, но ее внутреннее напряжение росло, как огромный огненный шар, который с каждой минутой было тяжело удерживать в себе. В итоге она не выдержала и рассказала о случившемся сначала Марии, а потом Домовому. Если Домовой отреагировал спокойно, да и то потому, что не понял, отчего же мальчики так были жестоки по отношении к Илье. То Мария восприняла эту новость как шокирующую. Для нее было дико, что первоклассники могут быть так неучтивы по отношению друг к другу.

Глава 15

12 сентября 1997 года

На следующее утро Виктория пришла в школу сонная как муха, так как не могла ночью уснуть, видя перед собой эту нелепую сцену снова и снова. Спор, колкие фразы, ярость, злость, боль. Она отчетливо видела, как Илья сжимает кулаки и бежит на них, падает на пол, ревет, отталкивает ее от себя и убегает в другое измерение, где страдает от невыносимой, душевной боли.

Сколько бы ни говорила учительница о героизме Михаила Ильича, горожане знали, что после службы по контракту он пришел не тем, кем был раньше. С орденами, медалями, деньгами, но без правой руки и с поврежденной нервной системой, которая постоянно давала сбои. Он не мог нормально держать ложку, ибо левая рука тряслась, как вибрационной молоток. Он мог неожиданно свалиться на пол и трястись в конвульсиях минут пять. Он не мог спать, так как ему каждую ночь снились убитые духами солдаты (его покойные друзья, которые погибали в двадцать лет из-за глупости чиновников, уничтожающий мир свои безрассудством и алчностью), убитые дети и женщины, которых они расстреливали и насиловали. Он стал инвалидом на всю оставшуюся жизнь и ради чего? Ради медных побрякушек, которые сейчас пылятся в ящике с другим ненужным хламом? Ради бумажных денег, которые утекли, как вода сквозь пальцы? Ради того, чтобы постоять на одной сцене с Президентом, который через пять минут его благополучно забыл и не вспоминал? Ради чего? Ради того чтобы в тридцать три года спиться, подсесть на наркоту, стать бесчувственным «овощем» прикованном кресле-каталке и сдохнуть где-то на улице, в подворотне, вместе с бомжами?

Вика села за парту, вытащила учебники с тетрадями. Она смотрела то на входную дверь, окрашенную в белый цвет, то на часы округлой формы, стрелки которых неминуемо подступали к девяти часам. Ильи все не было.

Прозвенел звонок на урок. Илья так не пришел.

Когда закончился урок математики, Виктория подошла к Татьяне Викто-ровне и спросила, куда же запропастился Илья и все ли с ним в порядке. На что учительница ответила, чтобы она не волновалось за Илью, так как пошел к зубному врачу и по заверению матери должен придти ко второму уроку. Виктория с облегчением вздохнула и выбежала в коридор, чтобы встретиться с Ильей.