– Хорошо. Не буду…

Глава 8

25 июля 1997 года

Летний ветерок обдувал пушистые белоголовые одуванчики, поднимая вверх его мягкий и легкий хлопок с семенами, окутывая голубое небо летним пушистым снегом. Ветер проскальзывал через лабиринты травы, в которой стрекотали кузнечики и пели сверчки, ласкал прохладой и свежестью, проникал в каждый дом через щели, открытые окна, своды и кладку.

Виктория проснулась и услышала, как из приоткрытого окна в ее комнату с характерным завыванием проскальзывает ветер, обувавший утренней прохладой ее тело.

От горячей воды овальное зеркало, которое висело над умывальником, запотело. Виктория положила щетку и налила в ладошки воды. Умылась холодной водицей.

– Как же хорошо! – Она вытерла лицо махровым полотенцем, пахнущим ромашками. – Ой, стекло запотело.

Протерев зеркало рукой, она увидела в отражении свое отражение и отражение Домового. Она вскрикнула.

– Это я, Вика. Не пугайся, – сказал Домовой.

– Ты меня так напугал, что мое сердце чуть в пятки не убежало. Больше никогда так не делай.

– Прости, я не хотел. Я подумал, будет весело.

– Совсем не весело.

В ванную ворвалась напуганная Мария и спросила:

– Что случилось, Виктория? Я слышала, как ты кричала.

– Да ничего, мам. Я просто…просто…

– Что просто?

– Я просто…даже стыдно признаваться…я увидела огромного паука и убила его, – соврала Вика. – Я такая бояка. – Она прижалась к матери.

– Ничего. Я тоже боюсь пауков. Ладно, умывайся, я пошла, подогрею завтрак.

Мария вышла, Вика включила воду и прошептала:

– Из-за тебя мне пришлось обманывать. Маму! Знаешь ли, это нехорошо.

– Не обижайся, пожалуйста. Ты же знаешь я не нарочно.

– Знаю. – Они обнялись в знак примирения и дружбы. – Кстати, ты с нами сегодня пойдешь к бабушке?

– Я бы хотел, но мой отец будет против.

– А ты у него спрашивал?

– Нет, – устало сказал он, посмотрев на зеленый махровый коврик, лежащий возле умывальника.

– Почему?

– Потому что я знаю, что он меня никогда не отпустит дальше этого дома.

– Откуда тебе знать наверняка, если ты еще не спрашивал?

– Просто знаю…

– Но ты все же попробуй, пока мы с мамой не ушли. И игрушки клади на место, когда ими играешь. До скорого! – Она открыла двери и побежала на кухню.

– Пока, – прошептал он.

***

Они подошли к панельному пятиэтажному дому, напротив которого благоухал яблоневый сад; в центре двора располагалась детская площадка. Войдя через черную дверь, исписанную бранными словами, в подъезд, с потолка и стен которого осыпалась известка и синяя краска, Мария и Виктория почувствовали неповторимый запах бабушкиного стрепья.

Дверь была открыта. Они зашли в квартиру, окутанную дымкой. Бабушка жарила пирожки. Пирожки на любой вкус – с рыбой, луком, мясом и рисом, зеленью и яичком. Сегодня нельзя было уловить аромат душистых бабушкиных духов, которые уже словно въелись во все стены, потолок, пол, в каждый шкафчик, в каждый темный уголок, и аромат крепкого дедушкиного табака, который он любил покуривать не спеша, с удовольствием, набив им свою изысканную элегантную трубку ручной работы.

Не успели они снять обувь, как бабушка зашагала к ним, шоркая тапочками по коридору.

– Раздевайтесь, не стесняйтесь!

Бабушка была по-прежнему красива. В ее зачесанных в пучок густых волосах не было ни малейшей седины. Красивые зеленые глаза, совсем такие же, как у Марии, обрамляли густые ресницы. На губах красовалась добрая улыбка. Ее округлые черты лица, по-прежнему оставались привлекательными, привлекательными настолько, что заставляли дам такого же возраста смотреть на нее не только с восхищением, но и с завистью.

Подойдя к Марии и Виктории в легком, как платьишко, халате, на который был одет красный симпатичный фартучек, измазанный белыми разводами от муки, и в коричневых тапочках с резиновой подошвой, она лучезарно улыбнулась. Поцеловала Марию в щечки, потом ловко нагнулась к Виктории и чмокнула ее в сладкие, как воздушная вата, губки.