Ну, а если по прихоти Иосифа Виссарионовича, по какой-то неразгаданной мистической причине «Дни Турбиных» появлялись строго дозированными на подмостках МХАТа, а сам гениальный вождь восемнадцать раз приезжал, как гласит легенда, лицезреть блистательную игру Аллы Тарасовой (которая в «Днях Турбинных» не играла! – В.К.), то что же об этом вспоминать, что же об этом-то тосковать, лить слезы?.. Понять Виктора Розова можно. Его драматургия недолговечна, свое время она не пережила, умерла вместе с ним, вряд ли сегодня какой-нибудь режиссер решится ставить спектакли даже по самым лучшим его пьесам, да и пойдет ли публика смотреть на переживания его героев? А произошло это по той причине, что даже очень талантливые авторы в прошлом, и Розов в их числе, вынуждены были в бочку меда непременно добавлять ложку коммунистического дегтя. Нахлебались все этого пойла предостаточно, никто больше не хочет.

Не оставляет без внимания наш драматург-публицист и святая святых – метод социалистического реализма, вполне справедливо ставит знак равенства между ним и таким понятием, как «советская культура», отвечая на вопрос корреспондента: «Понятие советской культуры как вы расцениваете?». А расценивает вот так:

«Когда объявили метод социалистического реализма в приказном порядке, никто не понимал, что это такое, и никто не писал по методу социалистического реализма. Это была такая, я бы сказал, неудачная и преждевременная формулировка. Потому что литературное течение обозначают тогда, когда оно сильно развилось или когда оно кончается. Были в истории классицизм, романтизм, натурализм, когда течения эти широко себя показали. А тут литература и культура в целом как бы заранее объявили себя социалистическим реализмом… Однако теперь, когда целый исторический период жизни нашего общества позади, мы, думается, вправе говорить о культуре эпохи Советской власти – со всеми ее недостатками и достоинствами».

Первая постановка «Дней Турбиных» Михаила Булгакова во МХАТе. 1926 г.

Да, конечно, никто у Виктора Сергеевича не отнимает права говорить и писать о культуре недавнего прошлого, которую он в меру своих сил и таланта, в меру своей способности приспосабливаться к обстоятельствам (цензуре, идеологии, генеральной линии партии на том или ином этапе и т. д.) продвигал вперед своими пьесами. Но и у меня есть сегодня возможность полемизировать с ним, даже когда он выступает на страницах «Правды», чье слово считалось законом. (Как известно из ее истории, одному товарищу, чью фамилию исказил правдинский корреспондент в своем очерке, даже пришлось пойти в паспортный стол и исправить возникшее разночтение, потому что опровержений ошибок орган ЦК ВКП(б) не признавал.)

А поспорить необходимо: разве можно спокойно читать о том, что у метода социалистического реализма были какие-то достоинства? Разве не этим методом, как дубиной, тараном, крушилось и ломалось творчество замечательных писателей, да и сама жизнь их переставала чего-то стоить, если они объявлялись противниками соцреализма, чуждыми его духу? Прежде чем писателей объявляли врагами народа и отправляли на Лубянку, далее – везде, в лагеря по всему пространству, где царила «Советская власть», их отлучали от церкви, от метода «социалистического реализма». Надо ли сегодня приводить примеры для доказательства этой аксиомы? Разве дело в том, что этот самый злосчастный метод, придуманный на Старой площади в недрах отдела пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), позднее обоснованный Максимом Горьким и тьмой литературоведов, выслуживавшихся перед все той же партией и ее идеологами, появился ПРЕЖДЕВРЕМЕННО? Что поспешили его обозначить в 1932 году? Не придумали бы тогда, придумали бы чуть позже или чуть раньше, потому что не могли не придумать, потому что так называемая «политика партии в области литературы» существовала со времен появления всем памятной статьи Ильича о партийной организации и партийной литературе, а случилось это событие аж 13 ноября 1905 года, в годы первой русской революции. А в результате последующих революций русская литература, как и Россия и ее народ, понесла непоправимый урон, произошло бегство большей части писателей за рубеж: Бунин, Андреев, Зайцев, Бальмонт, Куприн, Шмелев, Ремизов, сбежал, не выдержав унижений, Максим Горький… А если возвращались, то умирать, чтобы покончить с собой, как Марина Цветаева, или писать романы, такие лживые, как «Хлеб» Алексея Толстого, статьи «Если враг не сдается, его уничтожают», какие стал сочинять толкователь и пропагандист нового метода Горький.