Первая командировка показала, что Илюхин работать умеет. Оттого и стали его посылать в самые «горячие» точки. Тем более, их прибывало и прибывало. Конец восьмидесятых – в регионах наблюдалось формирование национальной «элиты» в виде политической верхушки, претендующей на финансово-экономическую независимость от Центра. Рост национального самосознания начал подменяться национализмом, нетерпимостью к людям другого вероисповедания. Вставал вопрос о границах республик, правомерности и неправомерности пребывания представителей или групп одних наций на территориях исконного проживания других. Правоохранительные органы, глядя на правовой беспредел, творящийся в столице государства, растерялись, не понимая, чьи распоряжения следует выполнять – московские или местные. Некоторые и вовсе опустили руки. Ростки частного предпринимательства открыли путь к легким, порой коррупционным, деньгам. Поэтому Илюхин в последующие годы в Москве бывал редко, в основном работал со следственными бригадами то в одном месте, то в другом, где вырывались наружу социальные, политические проблемы, порожденные грубейшими ошибками руководства страны. Сам он коротко охарактеризовал годы работы в центральном аппарате прокуратуры так: «Я все время был там, где случалась беда, звучали выстрелы, лилась кровь…».

За годы работы Илюхина в центральном аппарате Прокуратуры СССР ни один из Генпрокуроров (а Виктор Иванович трудился при А. Рекункове, А. Сухареве и Н. Трубине) или работников ЦК КПСС ни разу не давали ему конкретного указания, как поступать в отношении того или иного уголовного дела.

До Михаила Горбачева политических заказов вообще не было. Поэтому не случайно Илюхин говорил, что в советское время ему работалось легко. Он выполнял служебные обязанности в соответствии со своим долгом, законом и совестью. Вот что вспоминал Виктор Иванович в одном из радиоинтервью о том времени:

– Я проехал и Фергану, и Карабах, и Сумгаит, и Дубоссары, и Прибалтику. И никогда не ощущал какого-либо давления партийных органов. Задача ставилась одна: экстремизм должен быть задушен, с ним надо бороться, виновные лица должны быть наказаны. То же самое и по Узбекистану. Никто никого, как сейчас, не спрашивал: «Где посадки?». И если мы выявляли преступные перегибы, то всем было ясно – это вина конкретных следователей….

Вспоминает Александр Яковлевич Сухарев, Генеральный прокурор СССР (1988–1990 гг.)

– В сумбур «перестройки», чтобы пробиться к власти, нетрудно было прослыть демократом. От этого заманчивого соблазна не удержались и некоторые следственно-прокурорские чиновники. В телепередачах и газетах замаячили имена Т. Гдляна и Н. Иванова, занимавшихся делом о хищении и коррупции в Узбекистане. Вскоре «узбекское дело» усилиями следователей-конъюнктурщиков переросло в дело «кремлевское». Вокруг него начался политический ажиотаж, грозивший дестабилизировать в целом ситуацию в стране.

Как ни странно, правительство и парламент заняли выжидательную позицию, а распоясавшиеся Т. Гдлян и Н. Иванов, почуяв запах власти, встав на путь беззакония, ринулись учинять аресты безвинных людей, выбивать нужные для следствия показания. Проверить работу узбекско-кремлевской группы поручили В. Илюхину, и он вместе с другими принципиальными работниками прокуратуры вскрыл противоправную деятельность коллег.

Узбекское дело началось задолго до того, как за него взялся Виктор Илюхин. В Прокуратуре СССР оно было поручено старшему следователю по особо важным делам Т. Гдляну, который еще в 1983 году, в свою очередь, принял его в производство от КГБ Узбекской ССР. Суть его – обвинение во взяточничестве начальника ОБХСС УВД Бухарского облисполкома Музаффарова, директора горпромторга Кудратова и ряда других должностных лиц. Тогда же в группу был включен и следователь Н. Иванов. Руководил группой Гдлян до мая 1989 года, а затем совместно с Ивановым был отстранен от расследования «за неудовлетворительную работу, нарушения служебной дисциплины, явный обвинительный уклон и дезинформацию общественности».