– Ну как знаете, – согласилась Аура.

– Вас не впечатлила картина? – спросил Йоханн, даже немного растерявшись. Реакция девушки была совсем не такая, какую он ожидал.

– Нет, почему, – поспешила ответить она. – Написано превосходно, видно, что она сделана рукой непревзойденного мастера. Но трудно поверить, что передо мной великий Веласкес, особенно если авторство этой работы достоверно не установлено.

– Я ручаюсь головой, – сказал Йоханн, и его уверенность в какой-то степени даже убедила Ауру, но все же не до конца.

– Поглядите теперь на вот эту картину, – сказал Йоханн, провожая Ауру к небольшому полотну, выполненному густыми и смелыми мазками в синих, оранжевых и изумрудных цветах. На нем было изображено пшеничное поле с провансальским кипарисом и оливковыми деревьями, над которыми закручивались в кудри густые облака. – Эту картину я приобрел в Амстердаме. Называется «Пшеничное поле с кипарисом». Художник Винсент Ван Гог.

– Я слышала о нем! – восторженно воскликнула Аура. Ее реакция на эту картину Йоханна удовлетворила. – Он некоторое время был просто одержим кипарисами! Невероятно, мне, право, очень нравится эта работа.

– Ну а дальше уже идут мои собственные произведения.

– Замечательно! Я как раз хотела спросить, создали ли вы за это время что-то еще.

– Парочку мне удалось написать, – ответил он небрежно, будто это было пустяковым делом.

На самом деле он вкладывал в свои работы всю душу и тратил все свободное (да и несвободное) время. Правда, после приезда Луки он решил сделать небольшой перерыв, поэтому к мольберту не приближался уже неделю.

Йоханн писал политиков, которые сидят за столом и двигают фигурки на карте мира. Он писал солдат в окопе, а рядом с ними изображал саму смерть, которая костлявой рукой обнимала их за плечи и готовилась забрать с собой. Наверное, он чувствовал, что мир меняется. Он знал, что скоро может разразиться война. И точно был уверен в том, что маленький Волкенбург от нее серьезно пострадает. Либо он будет сожжен дотла, либо оккупирован, либо вовсе перестанет существовать как государство и примкнет к территории Германии. Тут уж как поведут себя политики и сам король.

– Ого, – ахнула Аура, глядя на его новые картины. – Почему так жутко?

Йоханн отозвался непривычным пророческим голосом:

– Скоро это станет нашей реальностью.

***

Мари сидела в башне, забравшись с ногами на диванчик. Окно было чуть приоткрыто и впускало в комнатку свежий вечерний воздух. Сегодня слуги слишком сильно натопили в комнатах, отчего стало душно и жарко. Книга, с которой Мари проводила свой вечер, была очень грустная, и из-за этого девушка снова начала плакать.

Неожиданно в дверь постучали, и Мари лихорадочно стерла со щеки слезы. Это ничем не скрывало ее состояния, ведь скорбь из глаз стереть невозможно, и она решила – к черту! Пусть все видят ее горе, она человек и имеет на него право.

– Войдите! – крикнула она.

– Это я. – В комнату прошел Эмиль. В его руках был поднос с чайником и маленькой фарфоровой кружкой, украшенной рисунками журавлей. – Я подумал, что вам не помешает свежий чай.

Мари была удивлена таким проявлением заботы. Это было неожиданно, и она даже не знала, что сказать. Просто уставилась на него, как на восьмое чудо света, и застыла.

Эмиль прошел в комнату и поставил поднос на столик рядом с диваном, а после взглянул на Мари и заметил ее красные глаза.

– Как вы?

– Никак, – без эмоций ответила девушка.

Конечно, ей до сих пор больно. Снежинка была не просто питомцем и талисманом, она была для Мари настоящим членом семьи. Она любила ее, заботилась о ней, а в ответ получала ласку и преданность. Теперь ее любимица похоронена за оградой в сырой земле. Она больше не запрыгнет к ней на колени, не уткнется мокрым носом в ладонь и не скрасит одиночество в этих каменных стенах. От осознания этого в душе Мари появилась огромная пропасть.