Я знал, что никто не будет ждать, когда убитый горем сын очнется и заявит о себе.

Скорее его добьют, чтобы быть уверенными, что претендентов на трон русского бандита уже точно не будет.

— Часть своих парней оставлю в Чертоге на всякий случай, а остальных забирай себе, Жень, — тем временем продолжил Бьёрн, хмурясь и пытаясь сохранить ясность ума в этой ситуации, когда трудно было не быть раздавленным. — Нужно удержать позиции эти дни, пока Лекс не придет в себя и не покажет, что он хозяин положения.

Женя кивнул и как-то весь собрался, не позволяя себе еще больше раскисать, потому что война только начиналась.

— Звони в любое время, — кивнул я ему, когда мужчина собрался уходить, чтобы организовать порядок на русских улицах. И похороны. — Мы всегда и во всём поможем.

— Спасибо, парни.

— Пусть Лекс пока у нас останется. Я присмотрю за ним. Здесь он в безопасности.

— Знаю, Варг.

Мы крепко пожали друг другу руки, зная, что прощаемся ненадолго и будем стоять плечом к плечу, чтобы сохранить позиции Лекса, не позволив никому свергнуть его.

А еще будем искать того, кто стоял за этим чудовищным убийством.

Бьёрн ушел вместе с Женей, тихо переговариваясь с ним о том, как организовать охрану для тети Нины и укрепить позиции в русском квартале, а я тяжело опустился на диван и никак не мог оторвать взгляд от одиноко стоящей наполненной рюмки.

Рюмки дяди Лёши.

— …Прости нас. Всех. Что не уберегли. Что не отвели от тебя беду… — прошептал я в полумрак своего одинокого кабинета, на секунду задохнувшись, оттого как в груди кольнуло и засаднило, и почему-то думая о том, что душа дяди Лёши действительно была где-то рядом.

Я ощутил движение за дверью скорее инстинктами, чем слухом и тут же рявкнул, потому что меньше всего хотел, чтобы мое одиночество сейчас было кем-то нарушено:

— Кто, мать вашу?

Я честно ожидал увидеть кого угодно.

Но только не Лизу.

От моего резкого злобного голоса девушка замерла и тяжело сглотнула.

Но не ушла, как сделал бы каждый, увидев меня в таком состоянии.

Моя отважная самоотверженная девочка.

Только при взгляде на нее сейчас на душе становилось еще тяжелее.

Меня словно придавливало к полу, пытаясь утащить в самые глубины проклятого ада, где каждый день начинался и заканчивался только одним — памятью о смертях тех, кого я любил.

Я бы не смог ее прогнать, хотя, наверное, нужно было это сделать, чтобы тьма моей черной, прожженной бедами и болью души не коснулась ее даже своей тенью.

Просто сидел на диване и смотрел, как Лиза вошла, крепко сцепив руки между собой.

У меня не было сил даже просто спросить, что у нее случилось, что она решила прийти ко мне. Потому что знал наверняка: я последний, у кого она попросит помощи.

Кажется, и она впервые не знала, что сказать мне, хотя всегда была остра на язычок.

Смотрела на меня и всё не решалась заговорить.

Но и не уходила.

Когда ее взгляд упал на три рюмки, стоящие на столе, одна из которых была наполнена, и рука девушки потянулась вперед, я выдохнул хрипло:

— Не трогай. Это дяди Лёши…

Лиза быстро моргнула, но тут же уловила суть моих слов, какими бы бредовыми они ни были для всех. Кроме русских.

— Я сейчас… — пробормотала она тихо и поспешно вышла из кабинета, оставив дверь приоткрытой, а когда вернулась спустя буквально пару минут, то в ее руках я увидел небольшой кусок темного хлеба, который она аккуратно и с чувством положила на рюмку.

Девушка не сразу отошла от стола.

Смотрела на рюмку печально и расстроено и, наверное, что-то говорила про себя.

Может, молилась?

Или прощалась с человеком, благодаря которому жизнь русских в своем квартале была спокойной и мирной?