– Мёртвые, вы ему не сможете сильно помочь, – хрипло ответил Гамаюн. – Вурдалаки его не тронут, он станет их пленником и козырем, чтобы добраться до Матфея. Ну же, решайся, неразумная девица!

Последние слова прислужника Матфей разумно умолчал.

Друзья в сомнении оглянулись друг на друга, и Виктор первым несильно резанул себя по ладони перочинным ножом, всегда имевшимся при себе. За ним последовали Эрик и Матфей, перенимая и обтирая нож. Юна дольше всех медлила, и тогда ворон подскочил к девушке и клюнул её в ладонь, из которой тут же засочилась крупными каплями кровь.

– А теперь живо произнесите: Переправщик, прими плату и доставь меня живым и невредимым туда, куда мне надо, – повелел ворон, – скорее, они совсем близко!

Теперь уже и ребята не то что слышали, видели быстро приближавшиеся волчьи тела, следом за которыми торопились человеческие фигуры. Волков было двое, людей трое; один из вурдалаков значительно возвышался.

– Переправщик, прими плату и доставь меня живым и невредимым туда, куда мне надо, – хором, громко произнесли друзья.

Галки молниеносно поднялись в воздух, и каждая подлетала к подставленной руке, чтобы испить крови.

– Один, два, три, четыре, – отсчитывал ворон, сам успевая заглатывать кровавый ручеёк с Матфеевого запястья. – Восемь, девять, десять. В путь!

Галки, получив кровавое подношение, поднялись над головами плательщиков и с пронзительным карканьем, более тонким, чем воронье, вцепились когтистыми лапками в плечи Эрика, Виктора и Юны.

– Может, бросить этого дохляка? – напоследок предложил Гамаюн. Ворон цепко обхватил лапками плечи Матфея, продырявив при этом кожу куртки. – Лишний вес, а проку от него уже не будет.

Матфей только бросил скептический взгляд на бездыханную ношу в руках приятеля, тот понял всё без слов.

– Он ещё жив, – ледяным голосом возразил парень. – Лиандр – мой прислужник и я за него в ответе. Я не брошу его!

– Хорошо, будь по-твоему, здоровяк, – с досадой прокаркал Матфеев союзник.

Птицы отчаянно замахали тёмными крыльями, издавая чудовищный по мощи галдёж. Воздух вокруг стал сгущаться и внезапно ворвавшийся на Тисовую улочку ветер, закружил вокруг друзей, образовав воронку. Волки не могли подойти к беглецам, их сдувало, как только он подбирались совсем близко. Их хозяева что-то кричали, принуждая прислужников идти вперёд. Но ничего не выходило – добыча находилась в центре ветряного водоворота.

Матфей крепко прижал к груди Сееру, Рарог поглубже забился в карман куртки, а Виктор бережно обнимал, бездыханную фигурку Лиандра, будто то был малый ребёнок, а не кот. Наконец, земля отделилась от ног и четвёрка друзей, оторвавшись от сухого пыльного асфальта, зависла в воздухе. Гамаюн прочно держал Матфея, и тот поражался той силе, что была заключена в его пернатом союзнике.

– Плата принята! – прокричали галки в унисон с вороном.

Воздушная воронка сомкнулась.

Когда пыль и поднятый в воздух сор стали оседать, а ветер стих столь же внезапно, как и образовался, взору Револьда Астрогора предстала пустынная Тисовая улица, на которой кроме древних великанов-тисов никого не было.

– Они сбежали! Снова эти поганцы-переправщики! – в сердцах выругался тот, кого Астрогор называл Ма́риком. Ему, как и его прихрамывавшему полупсу-полуволку повезло уцелеть в бойне. Видок оба имели весьма потрёпанный.

Ма́рик тяжело дышал, приложив одну руку к груди, а другой зажимал разрезанную брючину на бедре – вокруг прорехи влажнело и быстро разрасталось пятно. Его патрон выглядел бодрее, хотя лицо пестрело ссадинами, мелкими порезами, а длинный и прежде шикарный плащ больше походил на рванный пиратский парус. Если вурдалак и был серьёзно ранен, виду не казал. Напротив, он самодовольно улыбнулся, обнажив ровные ряды зубов. Никаких вытянутых клыков из древних страшилок, конечно, не было: старые предрассудки, с которыми бессильна бороться даже самая суровая реальность. Эта улыбка смутила подчинённых: наверное, тому виною была кровь, обильно размазанная вокруг рта и стекавшая с подбородка крупными каплями. Рассек ли ему губу в драке Ефир или то была кровь самого поединщика – не имело особого значения для простых вурдалаков. Взгляд, в котором жила смерть – вот что определяло Астрогора для его людей.