– А ты отвлеки его на остальные книги, он и не заметит, что этой книжки не хватает, – подсказала Юнина находчивость.

– Прости, Ласточка, но я обещал, – выдохнув, Матфей вынес окончательный вердикт. Его глаза буравили отчаянием и бессилием витиеватый узор ковра под ногами. Вот бы стать крошечным и затеряться в лабиринте тёмно-синих линий, только бы не стоять на перепутье долга и желания.

– Жаль, – вздохнула Юна, но её милое круглое личико не омрачилось сожалением. – Ладно, совсем скоро я узнаю, с кем буду водить дружбу до конца дней своих. До февраля всего ничего.

– Ага, совсем немного, – с облегчением кивнул Матфей. Бескрайний оптимизм подруги в затруднительных ситуациях всякий раз поражал и придавал в его глазах Юне некий ореол сверхчеловека.

Стук в окно вернул Матфея в реальность, и он торопливо сопроводив гостью на нижний этаж и наскоро распрощавшись с нею у входной двери, помчался наверх по лестнице, перескакивая ступеньки. Как хорошо, что Юна всегда всё понимала и не обижалась. Это частично снимало с него груз вины перед ней, но всё же уши полыхали жаром от её ласкового: «Конечно, понимаю. Всё нормально, Фей». Он чувствовал себя жутким эгоистом и неотёсанным грубияном.

– Добрый вечер, молодой человек, – приветственно каркнул Гамаюн, скользнув тенью в открывшееся перед ним окно. – Не больно-то ты торопился меня впустить.

– Меня не было в комнате, – наспех соврал Матфей.

– Ну-ну, выпроваживал свою подружку, чтоб я её не застал с тобою, – язвительно сказал ворон.

– С чего ты взял, что у меня кто-то был?

– Я видел её, видел, как она торопливо прошла от парадной двери, но после у калитки остановилась, замерла и обернулась, – ровным глухим голосом произнёс Гамаюн. – Глаза у неё блестели, и кажется она что-то говорила, – я не расслышал, был далёк от того местечка, видно было только, как размыкаются и смыкаются её уста.

Юноша сразу сник. Только не хватало, чтобы из-за него, вернее из-за его, Матфеевой необходительности, был обижен его друг, точнее подруга. Да за это в аду сгореть мало.

Гамаюн замолчал и с неподдельным интересом уставился на маленькую горку книг в центре кровати. Ворон подобрался ближе, чтобы рассмотреть корешки, узнал манускрипты и жадно втянул воздух. Со стороны казалось, будто птица обнюхивает книги, как поисковая собака, с целью взять чей-то след.

– Не может быть! Ты – первостепеннейший кретин! – взвыл Гамаюн, его синие глаза потемнели от гнева и стали черны как ночь. – Глупец непробиваемый! Болван, балбес, простофиля! Ты показал ей книги, а ведь я тебя просил!

– Извини, – пискнул голос Матфея.

Таким злющим и ершистым ворона юноша ещё не видел. И когда Гамаюн попёр на него, угрожающе щёлкая клювом и растопырив в стороны крылья так, будто не перья были в конечностях тех, а кинжалы, поблёскивавшие в свете бра чёрной синевой, Матфей невольно отступил и стал суетливо озираться по сторонам в поисках какой-нибудь защиты от разъярённого союзника.

– О нет! – пронзительно верещал Гамаюн. – Дьявол Всезрящий! Ты злосчастье на мою голову! Ты ей всё рассказал! Ты выболтал девчонке о том, о чём должен был молчать!

Глаза ворона и без того большие и чёрные округлились ещё сильнее от новой догадки и окрасились непроглядным мраком. Издав немыслимый гортанный клич, птица накинулась на растерявшегося в конец Матфея и со всего маху вонзила крючковатые когти в левое бедро опешившего парня. Какими бы плотными ни были джинсы, спасти от острых и длинных когтей ворона они не могли.

– Прекрати! Отпусти меня! Отпусти! – взвыл от страха перед пернатым демоном Матфей.