Эрик Горденов тоже связался со своими родителями, дабы «внести успокоение в разброд эмоционального фона предков». На удивление юноши, отец, владелец страховой фирмы, обрадовался звонку сына: после исчезновения из Горниц Эрика и других ребят по городу распространились слухи, один краше другого. И, конечно же, поговаривали, что единственный сын Страховщика, как за глаза величали родителя юноши, впутался в грязную историю, в которой не обошлось без вурдалаков – уж больно их много шастало по Горницам с тех пор. Эрику также была обещана сумма: невыплаченный гонорар за отработанный месяц и «проценты к нему», как выразился отец. На особый счёт, которым ещё никто не пользовался.

– Я никогда не сомневался, что это не ты вляпался в сомнительное дело, а дело вляпалось в тебя, сын, – напоследок было сказано Эрику. – И ещё. Держись. Где бы ты ни был после, держись, не давай себя сломить. Держитесь там все. Мы с мамой ждём тебя. Слышишь?

Он слышал. И поражался той незнакомой мягкости в голосе того, кого с отрочества уже не поворачивался язык звать «папкой». Отец и впрямь был рад его услышать, переброситься словом, узнать, что сын ещё в деле, пусть и отстойном. Но жив и, главное, свободен.

В доме Катуней телефон выдавал длинные гудки. Виктор не стал беспокоить родителей, тем более что они живут не в Горницах, а созваниваются не чаще раза в два месяца, а то и в три: для них такое дистанцирование – норма. Лукерье звонить было некому.

На другой день Ланс снова позвонил, с боссом у него состоялся долгий разговор, в конце которого Астрогор потребовал бумагу и карандаш. Сделав беглую запись, мужчина поблагодарил сотрудника и дал отбой связи.

– Теперь, можно вырубить мобильник, – подытожил Револьд, протягивая лист Луке с карандашными метками. – Ланс отследил переводы. Твой дед, – кивнул он в сторону Юны Дивии, – молодец! Он додумался сделать перевод на некого Всеволода Мирова, тот, в свою очередь, перевёл сумму на Карину Мирову, ну, а та – открыла счёт на некую Юнику Воробьеву. Браво!

– Всеволод Миров – старинный дедушкин друг, – дала разъяснения Юна, тепло улыбнувшись. – Карина – дочь Всеволода. А Юника Воробьева – это я. Меня так дедушка называл, когда я в подростках ходила.

– Так, а с твоим отцом проще, – серые глаза вурдалака отыскали юношу с волнистыми каштановыми волосами, стянутыми в хвостик. Эрик тут же сузил взгляд серо-карих глаз. – Но и он проявил некоторую виртуозность. Имя Гортензии Дерзновенной тебе о чём-то говорит?

– Это запасной семейный счёт, на крайний случай, – не повёл бровью юноша.

– В любом случае, ни ты, ни ваша премиленькая Юна снять деньги с тех счетов не можете.

– То есть как?! – почти в унисон воскликнули оба.

– А какие документы у вас есть при себе? – едко заметил Астрогор. – Ну? Какие?

Да, тут он снова оказался на шаг прозорливее всех.

– У меня есть паспорт, – отозвался Виктор Сухманов.

– И у меня, – подхватил Матфей Катунь.

– Я попросил Ланса перевести все средства с обоих счетов на один. На имя Луции Бавервильд, – без обиняков объявил Револьд Астрогор. – Теперь только она имеет прямой доступ к этому, – ткнул он пальцами в бумагу, которую отдал ранее Луке, – счёту. Не благодарите!

Лукавая ухмылка искривила тонкую линию его губ на крошечный миг.

Лукерья смотрела на листок отупелым взглядом – сумма, которая там значилась, выглядела внушительной.

– Тут слишком много, – невнятным голосом пробормотала девушка, передавая лист с номером счёта и выписанной суммой средств Юне, а та остальным.

Реакция у всех повторялась: ошарашенные взгляды.

– Я кое-что добавил от себя, – апатичным голосом изрёк вурдалак. Разговор его уже тяготил, и он хотел поставить точку. – Считайте, что это моральная компенсация.