Зиновия отложила книгу на прикроватный столик и рукой легонько похлопала по покрывалу подле себя, приглашая любовника.

Он забрался на кровать и лёг на бок, подперев голову рукой – обычно в такой позе Револьд вёл беседы в постели Зиновии, если они не были заняты более интересным занятием. Ему нравилось находиться в ленивой позиции хищника: лёжа на боку, он сколь и как угодно мог любоваться куртизанкой, а свободной рукой касаться её.

Его чуткое обоняние уловило цветочный аромат духов прелестницы: мягкий, без резкости союз фиалки и гиацинта – любимых цветов Зиновии. И вновь непроизвольное сравнение подняло в памяти восточную смесь корицы и миндаля, неотъемлемый шлейф бывшей. Но несколько глубоких вдохов и свежесть скромных цветов изгнала из его сознания лишнее воспоминание.

Взирая на мужчину сверху вниз, девушка в который раз находила его образ притягательным: тёмные брюки, казалось, удлиняли и без того длинные ноги; чёрная с высоким воротом-стойкой рубашка усиливала бледность кожи, подчёркивая голубовато-фиолетовые венки на длинной шее; угольно-чёрные волосы длинными прядями спускались чуть ниже широких, но тонких плеч. Особенно её привлекал взгляд чистого серого оттенка, в полумраке мерцавший серебром. По какой-то неясной причине лишь она не подпадала под власть гипнотического взгляда вурдалака, смело и открыто, устремляя в ответ свой. В тени он мог сойти за юношу, если бы не глубокие складки морщин на лбу и напряжённые сеточки, менее приметные в уголках глаз. Хотя возраст ему, несомненно, шёл только в плюс. Есть категория мужчин, да и женщин, что старея, хорошеют. Жаль только, что Зиновия не могла полюбить этого, лежащего подле неё мужчину. Её сердце не билось чаще прежде, не учащалось и теперь, когда Астрогор оказывался близко, когда она делила с ним ночами постель. Даже на пике удовольствия – а по части постели он всегда оказывался на высоте – она, испытывая сногсшибательную негу, ни на секунду не утрачивала контроль над эмоциями и разумом. В конце концов, она та, кто есть.

Он не торопился заговаривать первым, прежде поднял свободную руку и, вытянув её, мягко положил на бедро подруги.

– Итак? – подначил его её голос.

Его взгляд, задумчиво устремлённый туда, где покоилась ладонь, встрепенулся и, нехотя перекатился на её лицо. Ладонь едва приподнялась и тихо заскользила по шелковистой серебристо-голубой ткани, такой тонкой, что казалось, её и вовсе нет: тёплая кожа под кончиками его пальцев ощущалась почти что обнажённой. От этого восприятия его сердцебиение ускорилось.

– Мне нужен совет.

Его губы, тонкие, бледные, с едва уловимым налётом розового, изогнулись в слабой улыбке. Это выражение она хорошо выучила: дорогая, мне якобы нужен совет, но не спеши меня вразумлять, я сам себе советчик. Револьд частенько проворачивал этот метод – приходил, притворялся нуждающимся в советах, но на деле уже имел ответы на них. Иной раз Зиновии казалось, что он так тестирует её эрудицию, а возможно, просто тешится. Кто ж его разберёт? Даже находясь ближе всех к нему, она знала лишь часть его самого, то – что он готов был показать. А в тени его хранилища оставалось, ой, как много, чего сокрытого!

Ладонь лениво поползла вверх, взгляд серых глаз потемнел до маренго.

– Что бы ты использовала для нажима на всеслуха?

Слова произнеслись отстраненно, даже несколько буднично, но девушка уловила затаённое напряжение, вшитое тайным стежком меж слов. Ответ она знала давно, впрочем, как давно его дала.

– У тебя есть нажим. Повтори то, что проделал в Дханпуре, только настойчивее, жёстче. Мальчишка в твоей власти больше, чем думает.