– Воды бы… – робко подала голос Наталья.

– Сейчас сделаем. Мошковцев, организуй воды погорельцам, и вообще!..

От кучки бойцов отделился один и направился к машине, откуда достал канистру воды и выдал нам со словами:

– Только это… всю не тратьте, нам еще тоже надо будет.

Тем временем прибывшие деловито снарядились в балахоны и занялись организованной мародеркой – не чета нашим дилетантским потугам. Найденное оружие складывали на один расстеленный брезент, личные вещи, документы и деньги – на другой, всякое пригодное к дальнейшему использованию барахло – на третий. Убитых относили в центр лагеря, в одно место. Туда же бросали всякий хлам и мусор.

Наташу затошнило, а я внимательно наблюдал за процессом. Мне в этом мире теперь жить. К чести работающих, никакого глумления над поверженными не было. Просто противное дело, которое надо сделать. Вообще я заметил, что в команде были только степенные пожилые мужики, явно повидавшие в жизни многое. Часа два продолжался этот жуткий конвейер, но всему приходит конец. Закончив, старшина скомандовал:

– Отбой, славяне!

К этому моменту бывшее место лагеря представляло из себя небольшой курган с перепаханной вокруг землей. Командир вызвал кого-то по рации, и все дружно отошли к машине. Пока бойцы упаковывали хабар и приводили себя в порядок, старшина подошел к нам.

– Вы, ребята, это… зла не держите. Про Борисова, что вас здесь оставил, я куда надо сообщу, его там вздрючат. Нате вот, возьмите. – И он сунул нам по небольшой стопке купюр.

– Зачем нам? – попыталась отказаться Наташа.

– Ну как же, барышня… Вам теперь документы новые справлять, обувку… Багаж опять же весь потерялся. Берите. Я ведь понимаю все. Попали как кур во щи… Раненому вашему я в карман положу. – Он действительно вложил в нагрудный карман Шамана деньги.

– Спасибо… – только и смогли пролепетать мы.

– Сейчас погрузимся, дождемся погребения, да и отправимся.

Что он понимал под погребением, я понял только спустя минут пять. С севера прилетела одинокая фигура в МБК, покружилась над местом, да и пульнула фаерболом в курган.

Не, я, конечно, знал, что огневики круты, но чтоб настолько… А ведь я так же бы мог, наверное…

Еще через пять минут лишь оплавленное пятно на земле да невыносимая вонь напоминали о произошедшем здесь побоище. Волковские сняли фуражки, кое-кто перекрестился, провожая павших.

А я в душе ликовал. Почти до самого конца я опасался, что убитых как-то будут фиксировать, хотя бы фотографировать для последующего опознания. Но пронесло, и наш финт с подменой Шамана остался нераскрытым. Почему я так привязался к этому парню – и сам не мог себе объяснить. Наверное, потому что это был первый спасенный мною в этом мире человек, и я чувствовал ответственность за его судьбу…

Прекратив самокопание, отправился на погрузку. Волковские по возможности удобно разместили нас в кузове грузовика, и мы наконец отправились в путь.

Заливка оказалась большим селом, где нас сначала завезли в больницу, а потом сдали на руки участковому. Проследив за устройством Шамана, я предупредил доктора о вколотых препаратах и что пациент одаренный.

– А как зовут-то хоть его? Что в карте написать?

Тут-то я и осекся. Шаман и Шаман, а вот имя-фамилию я и не знал никогда.

На помощь пришла Наталья:

– Да мы ж незнакомы с ним. Только и слышали, что зовут Аликом вроде.

– Ладно, придет в себя – узнаем. Идите уже, а то самих впору здесь оставлять, – с таким напутствием доктор передал нас в цепкие лапы администрации.

Совсем нестарый участковый реально оказался от слова «участие». Представился, напоил нас чаем с бутербродами и только потом стал расспрашивать. Первой слово взяла Наталья.