– И каковы успехи в расследовании?

Это уже спросила Эртекин, красивая арабка лет на двадцать моложе Фири, следовательно, носящая как минимум вторую оболочку. Я улыбнулся.

– Определить понятие «успех» очень трудно, ваша честь. Куэлл сказала: «Ко мне приходят с донесениями об успехах, но я вижу лишь перемены и обожжённые трупы».

– А, значит, вы с планеты Харлан, – вежливо заметила Эртекин. – И вы считаете себя куэллистом, мистер Ковач?

Я позволил улыбке превратиться в усмешку.

– Изредка. На мой взгляд, в этом что-то есть.

– Надо признать, мистер Ковач взялся за дело очень рьяно, – поспешно вмешалась Мириам Банкрофт. – Полагаю, им с Лоренсом нужно многое обсудить. Наверное, нам лучше не мешать.

– Да, разумеется. – Эртекин склонила голову. – Надеюсь, у нас ещё будет возможность побеседовать друг с другом.

Троица отправилась утешать соперника Мириам, подавленно убиравшего в сумку ракетку и полотенца. Несмотря на дипломатические ухищрения миссис Банкрофт, Налан Эртекин, похоже, не торопилась спасаться бегством. Я проникся к ней восхищением. Признаться сотруднику ООН – больше того, высокопоставленному чиновнику Протектората – в том, что ты куэллист, – это приблизительно то же самое, что сознаться в ритуальном убийстве на вегетарианском обеде. От того, кто это выслушивает, требуется недюжинная выдержка.

Обернувшись, я увидел Оуму Прескотт.

– Не желаете пройти в дом? – мрачно сказала она, махнув рукой в сторону особняка.

Банкрофт уже был у дверей. Мы направились следом за ним. Как мне показалось – чересчур быстрым шагом.

– Один вопрос, – запыхавшись, произнес я. – Кто этот мальчишка? Тот, которого распяла миссис Банкрофт?

Прескотт молча взглянула на меня.

– Это что, большая тайна?

– Нет, это совсем не тайна, мистер Ковач. Ни большая, ни какая бы то ни было вообще. Просто, как мне кажется, вы могли бы найти себе более полезное занятие, чем изучение гостей мистера Банкрофта. Но раз уж вам так хочется знать, вторым игроком был Марко Кавахара.

– Вот как, точно. – Помимо воли я заговорил оборотами Фири. Этот человек умеет производить впечатление на окружающих. – Значит, вот почему мне знакомо его лицо. Он пошёл в мать, да?

– Если честно, понятия не имею, – рассеянно ответила Прескотт. – Я никогда не встречалась с миссис Кавахарой.

– Вам повезло.

Банкрофт ждал нас в оранжерее с экзотическими растениями, которая прилепилась к тому крылу особняка, что выходит на море. За стеклянными стенами буйствовало царство непривычных цветов и форм, в котором я отыскал молодое зеркальное дерево и несколько побегов мученического сорняка. Банкрофт как раз стоял перед одним из побегов, тщательно посыпая его белым металлическим порошком. Про мученический сорняк мне известно только то, что он используется в охранных системах. Поэтому я не мог даже предположить, что это за порошок.

При нашем появлении Банкрофт повернулся к двери.

– Будьте добры, говорите тихо. – Его голос среди этой звукопоглощающей обстановки прозвучал неестественно безжизненно. – Во взрослом состоянии мученический сорняк очень чувствителен к любому раздражению. Насколько я понимаю, мистер Ковач, вам известно это растение.

– Да. – Я бросил взгляд на пучки листьев, отдаленно напоминающих человеческую ладонь с ярко-алыми прожилками, благодаря которым сорняк и получил название. – Вы уверены, что это взрослое растение?

– Абсолютно. На Адорасьоне можно встретить и более крупные экземпляры, но я попросил специалистов из «Накамуры», чтобы они вывели сорт для домашних условий. Под защитой этого растения я чувствую себя так же спокойно, как за каменной стеной, – он указал на три стула с металлическими каркасами, стоящие рядом с мученическим сорняком, – но при этом куда уютнее.