– Но почему тогда я ничего не вижу? – Майкл махнул рукой над головой, где была тень нимба, но он почувствовал лишь воздух.
– Никто не видит своих крыльев, но мы можем видеть чужие. Мы не должны забывать, кто мы есть не, но при этом никогда не пытались возгордиться и стать тщеславными от того, что имеем.
Ответ ангела как всегда был путанным, но основную мысль Майкл уловил: никто не должен видеть в себе Бога и возвышать себя над другими в мире, где все равны.
Крылья и нимбы испокон веков ассоциировались с чем-то божественным, ангелоподобным или даже непосредственно с самим Богом. Души, хоть и имеют крылья и нимб, не равны ангелам, а уж Богу и подавно – мы не видим своих крыльев, а значит, и не искушаем себя. Наличие крыльев в какой-то степени приближают к Богу, но то, что мы их не видим, напоминает о том, что мы не боги. Довольно-таки мудро, если разобраться.
– А у Бога, у него есть крылья?
– Да.
– Я могу его увидеть?
– Нет. Не сейчас. Может, позже, – Рафаэль был, как всегда, краток. – Но ты можешь увидеть его крылья. Посмотри на небо, и ты будешь удивлен тому, как Он на самом деле близко.
Майкл посмотрел наверх. Лазурное небо над его головой казалось бесконечным, таким ярким, каким он никогда не видел его, пока был жив, даже ребенком, когда все кажется больше, чем есть на самом деле. Где-то высоко ярким светом светило солнце, такое желтое, как желток в яйце. В Раю, должно быть, есть свое персональное светило. Затем Майкл увидел то, чего никогда никто в жизни просто физически не мог увидеть: соседями солнца на этом чудо-небосклоне была россыпь огромных и ярких звезд, они заполняли собой большую часть неба. Приглядевшись, Майкл заметил, что они располагаются не так хаотично, как кажется на первый взгляд: две самых крупных и ярких звезды располагались выше остальных, должно быть, обозначив собой пик каждого крыла, а остальные уже спускались ниже, очерчивая контур. Внутри каждого крыла что-то перемигивало и сверкало. Словно крылья состояли из драгоценных камней или каких-нибудь самоцветов. Зрелище, безусловно, завораживало.
– Я никогда не видел таких звезд.
– Я открою тебе один секрет: звезды, которые вы видите на Земле – кусочки крыльев Бога. Их яркость зависит от веры человека, который на них смотрит, – Рафаэль перевел взгляд на Майкла, – судя по выражению твоего лица крылья, которые увидел ты, весьма ярки.
Мужчина ничего не ответил и перестал задавать вопросы. Дальше они шли молча, медленно приближаясь к замку.
– Что это? – спросил он, когда они с Рафаэлем стали подниматься по лестнице, ведущей к воротам.
– Теперь это твой дом.
Майкл счел это заявление странным, и отнесся к словам ангела скептически. Бесспорно, замок выглядел громадным, но как там могут жить все обитатели Рая? Или тут у каждого свой персональный дом? Если так, то Майкла такой расклад вполне устраивал, хотя это все казалось маловероятным: белый дворец был единственным сооружением, которое видел мужчина, а значит, замок один на всех.
Рафаэль остановился на пороге и сказал:
– Нам пора прощаться, дальше ты пойдешь один. – Ангел перехватил взволнованный взгляд Майкла: – Не волнуйся, ты быстро освоишься. И запомни: некоторые вещи не всегда являются тем, чем кажутся на первый взгляд. И если тебе что-то понадобится, то ты всегда можешь меня позвать. Имя ты мое вроде запомнил, так что….
Майкл кивнул и стал протягивать руку, чтобы попрощаться, но Рафаэль лишь улыбнулся и растворился в воздухе.
Мужчина усмехнулся и потянул за ручку. В глаза тут же ударил яркий свет, заставляя жмуриться. Майкл шагнул в образовавшийся зазор между створками дверей. Когда его глаза привыкли к такой яркости, он сначала не поверил своим глазам: перед ним расстилался огромный цветущий дол. Майкл никогда не видел столько деревьев. Где-то пели птицы, кто-то играл на струнном инструменте, возможно арфе. Уходя прямо в небо, так, что не было видно их вершин, возвышалась вереница гор, поросших кустами и деревьями, а в одной из гор виднелся грот с размеренно шумевшим водопадом. Практически вся растительность была в цвету – вечная весна или вечное лето. Все вокруг выглядело и звучало очень гармонично, и не раздражало ни зрение, ни слух.