Бруно прервал свой рассказ и стал внимательно смотреть куда-то сквозь брата.

Майкл обернулся, чтобы узнать, чем вызван такой интерес Бруно. За его спиной на импровизированной песчаной площади стали собираться души, их было так много, что Майкл сначала не разглядел пьедестала, возвышавшегося где-то среди толпы. Вдруг откуда ни возьмись на пьедестале, материализовавшись из воздуха, появился большой ангел в белых светящихся одеждах и огромными крыльями за спиной. В его руках была золотая тетрадь, которую он крепко прижимал к себе. Ангел ничего не говорил и не делал, а просто стоял и смотрел на души, которые все прибывали и прибывали.

– Что происходит?

– Это Вестник. Он приносит известия с земли, рассказывает о родных и близких, словом, о тех, кто остался там. Он расскажет про каждого присутствующего. Кстати, он, наверное, является единственным мерилом времени.

– В смысле?

– Вестник появляется раз в три земных года. Время летит тут гораздо быстрее, чем на земле.

Майкл кивнул и предложил Бруно пойти на площадь. Он лелеял надежду услышать что-нибудь про своих девочек, мысли о которых занимали всю его душу и сердце. Даже когда он говорит на отвлеченные темы, то часть его все равно не перестает думать о Жизель и Люси. Интересно, люди, оставшиеся там, чувствуют, что о них думают здесь? Майкла очень интересовал этот вопрос. Ему хотелось верить, что да.

Братья побрели в сторону площади. Как только они подошли, Вестник практически сразу открыл свою тетрадь, окинул толпу беглым взглядом и стал монотонно зачитывать новости и события из земной жизни. Он рассказывал про какую-то девушку, у которой было бесчисленное количество канареек, и что-то там еще, наверное, не менее захватывающее и интересное из ее жизни, но Майкл не слушал.

Мужчина с замиранием сердца ждал, когда дойдет очередь до него. Точнее, до его семьи. Вестник зачитывал информацию из своей тетради то про одних, то про других. Чем дольше он читал, тем призрачнее в его душе становилась надежда на то, что Вестник обмолвится про его семью хоть парой слов. Мужчина чувствовал, что еще две-три новости и Вестник захлопнет свою тетрадь. Интуиция не подвела.

Майкл поначалу даже не поверил своим глазам, когда увидел, как Вестник закрыл свою тетрадь и начал медленно спускаться со своего пьедестала. Он был в недоумении. Почему про его семью не сказали ни слова? Он что-то сделал не так? Или дело в том, что он был в раю своего рода новеньким, и для него еще нет вестей, или была какая-то другая причина? Вдруг с его семьей что-то случилось? Эта мысль заставила непроизвольно содрогнуться.

Майкл обратил внимание, что Вестник не зачитал ни одной плохой вести и не поделился ни одним нерадостным событием, и сейчас он задумался – было ли это простым совпадением, или здесь изначально крылся какой-то умысел? Все выходит уж как-то больно подозрительно и сказочно, даже для рая. На площади были сотни душ, и неужели ни у кого из них в семьях не случилось ничего плохого? В этом Майкл сильно сомневался, тем более Вестник сказал далеко не про всех, а Бруно говорил, что у него должна быть весть для каждого. Так почему лица тех, про чьи семьи не было сказано ни слова, чуть ли не светятся от поднимающейся изнутри и дико рвущейся наружу тревоги? Неужели и в раю сплошной обман и надувательство? Неужели рай – это мир, где новости и события фильтруются согласно тому, на сколько баллов они тянут по шкале спокойствия-и-безмятежного-неведения? Кажется, Майкл начинал разочаровываться в этом месте, и, судя по тем же опечаленным и снедаемым тревогой лицам вокруг него, его теория, скорее всего, имела место быть.