Из этого этапа школьной жизни вспомнился еще стригущий лишай, который я подцепил в первом классе. Долго сидел дома в косыночке на выбритой начисто голове. К веселью всего двора. У них появилась развлекуха: собирались кучкой и кричали – «Девочка Игошка, выгляни в окошко! К тебе Ритка пришла, свое платье принесла»! И выпихивали мою соседку вперед. А та противно так хихикала. Ну, я ей это еще припомнил потом.

Неожиданное падение гипсового бюста какого-то вождя с постамента во время общей праздничной линейки в третьем классе меня не коснулось, хотя он вдребезги разлетелся! Теперь-то это смешно, а тогда вся школа была в панике. Но так как я был в стороне от тумбы, с которой он брякнулся, и тогда в хулиганах не числился, моих родителей даже в школу не вызывали. Забыл вскоре вообще про этот факт, только уже в институте одногруппница напомнила. Она, оказывается, на год младше училась в этой же школе. И ей осколок вождя попал в щеку, чем она очень гордилась. Так нас с Ириной Сальниковой, оказывается, с детства судьба сводила.

Вообще, первые три школьных года я был очень примерным учеником, даже председателем совета отряда и свято верил в пионерские идеалы. Вот только излишняя чувствительность подводила. Хотел на день рождения одноклассницу пригласить, очень она мне нравилась, даже сейчас помню, что ее Галя Лучко звали. Но в школе застеснялся подойти. Ждал, ждал на вершине сугроба после окончания уроков, пока меня самого домой родители не забрали. Как-то я ее пропустил от волнения, весь продрог и, естественно, заболел. Вот вместо дня рождения и провалялся в кровати.

Ну а потом – здравствуй, школа 49, и реальность бытия. Вот там жизнь моя изменилась сильно. И где-то уже в классе шестом, классно-уличный друган Шурка Тарас спас меня от встречи с низко натянутыми проводами, вовремя подбив ноги и опрокинув на спину. Куда-то мы на крышах вагонов ехали в краснодомовской компании. Они меня тогда в первый раз с собой взяли и, по–видимому, от эйфории присутствия и от страха я начал демонстрировать лихость. Подскакивать (может, дурная украинская кровь заиграла?) и что-то выкрикивать ( вряд ли фразу: «кто не скачет – тот москаль».) Ну, и если бы не Шурка, то и превратился бы в скакуна без головы!

Он случайно (к моему большому счастью) оказался моим соседом по парте, когда в четвертый класс я уже пошел в 49-ю школу, которая тогда представлялась на окраине города. Контраст с первой образцовой был чудовищным. Раньше по утрам нас встречала директриса по фамилии Безобразова, заслуженная учительница СССР, гладила по головам и некоторых даже целовала в лобик. А в 49-й, начиная с раздевалки, царил закон улицы.

Бараки и самострой, с одной стороны школы в сторону Которосли, и квартал старых заводских домов (от угла улиц Свободы и Толбухина к заводу топливной аппаратуры) во многом определяли специфику школьного контингента. Особенно своей дурной славой был знаменит этот перенаселенный квартал, здания которого, когда-то красного, а теперь обшарпанного цвета и дали ему название.

В классе на мое удивление «куда я попал?» смеялись и говорили, что мне еще повезло. Вот года два назад в три смены учились, и такое творилось! Но потом, относительно недалеко, но поближе к центру, открыли французскую школу № 42, и всех, кто был получше, туда и перевели. За это оставшиеся в 49-й ученики лупили перешедших при каждом удобном случае (наверно, чтобы альма-матер не забывали!)

Переход был вынужденным, нам впервые и довольно неожиданно (для меня, конечно) дали отдельную, да еще и двухкомнатную квартиру в новом доме, на тогдашней окраине Ярославля. Теперь эти представления смешно даже вспоминать. До нового дома пешком от исторического центра ну максимум полчаса ходьбы было. А в то время считалось – глушь, за ним только Вокзал и Всполье! Теперь эту территорию занимают сплошные жилые кварталы. А тогда гнездились разбросанные вкривь-вкось маленькие деревянные домишки с огородами.