– Он нам показывал фотографии Андрея – красавец, ну просто артист. Запросто влюбиться можно. Я мать его видела, говорят: поседела мгновенно. Бедная женщина! – с грустью в голосе произнесла Марина.

– Ну, хватит девчата тоску нагонять, и без того жизнь скверная.

– Валер, а чего она у тебя скверная-то? Больной, что ли? – спросила Люська.

Валерка плюнул три раза через левое плечо.

– Здоровый я, девчата, как бык здоровый. Могу подкову запросто сломать. Да вот ваше племя меня не больно жалует – не любите вы меня, девчата. А так хочется женской ласки. Я же хороший, добрый и такой нежный. – Он подхватил Маринку за тонкую талию и сдавил слегка.

Маринка игриво взвизгнула и только хотела произнести нелестный комплемент в адрес Валерки, как властный голос пророкотал:

– А ну, шелуха, брысь отсюда. Вашего визга здесь ещё не хватало. (Это хирург Евгений Александрович явился в окружении своей свиты.)

– Ну-с, молодой человек, почему не работаем? Располагайте больного, и приступим, с богом.

Явился он в чудесном сне,

Покой, надежду подарил,

И голос нежный в тишине

Виденья дивные творил.

Анна Николаевна проснулась раньше обычного от переизбытка чувств, охвативших её во сне. Она долго не могла прийти в себя – перед глазами всё ещё стоял улыбающийся Андрей. Сон отчётливо врезался в память, она запомнила каждую деталь, каждое слово, произнесённое сыном, и всё то, что говорила она. Ощущение лёгкости и какой-то необъяснимой радости испугало её до дрожи. «Не случилось ли чего дурного? Ведь ему предстояла операция».

Он появился из темноты сна внезапно – в зале, озарённом мягким светом. Цвета были приглушённые, предметы расплывчатые, словно в каком-то мареве. А Андрей, наоборот, – живой и яркий. Глаза его лучились лаской и заботой. Он говорил нежные слова, успокаивал её. Одет был по-летнему: в свою любимую безрукавку, спортивные штаны, а на ногах белые кроссовки, каких у него не было. Это был без сомнения Андрей, только некоторые детали смущали её, привнося сомнения. Она очень хорошо представляла, что он находится без движения в больнице, и что сегодня предстоит операция. В данный момент его фигура имела более развитую мускулатуру, а на плече не было шрама, оставленного детской шалостью на всю жизнь. Это ей не давало покоя, она не выдержала и спросила: «Андрюша-сынок, а куда делся шрам, оставленный тебе с детства?» На что он ответил ровным спокойным голосом: «Мама, скоро у меня не будет никаких шрамов и никаких болезней. И даю слово, что и у тебя не будет никаких проблем. Поверь мне, и прошу, не рви ты себе душу, не ходи напрасно в больницу, этим ты ничего не изменишь. А я к тебе буду приходить во сне, разговаривать с тобой, слушать твой голос, гладить родные волосы, так рано поседевшие из-за меня». Он подошёл вплотную, обнял и поцеловал в щёку. После этого она проснулась. Впервые за эти дни она выспалась. Двоякое ощущение тревоги и радости не давало покоя. Ожидание дня томило её, заставляя делать уже давно сделанную работу: уборку во всей квартире; подходила к вещам, перекладывала их с места на место; протирала невидимую пыль; затеяла стирку.

Поправляя волосы, она машинально глянула в зеркало, висевшее в ванной комнате, и вздрогнула. На неё смотрела моложавая женщина. Это, конечно же, была она, но что произошло с её лицом? Кожа нежная, гладкая. Морщин, стало меньше. Она ещё не привыкла к седым волосам, и даже не заметила, что от седины, не осталось и следа. Эти чудеса не давали оторваться от приятного, но пугающего отражения. Время подходило идти в больницу, и она стала торопливо собираться в дорогу.