Смотревший на него мужик больно ущипнул Андрея за живот и произнёс тоном великого знатока.

– Ну что все задёргались? – Обыкновенный перепад напряжения – только и всего!

«Вот это да! Он, оказывается, видит с завязанными глазами!» Тут же вспомнилась байка о том, что перенёсшие клиническую смерть якобы видели себя со стороны и всё происходящее рядом с ними. «Может, он уже умер, и это его душа передаёт в ещё теплящееся сознание то, где она витает, и скоро его, Андрея, совсем не будет». Эта мысль омрачила сознание, и он вновь погрузился в туманное безмерное пространство с ощущением боли и горечи.

– Его нервные окончания не посылают в мозг никаких сигналов, или мозг их вовсе не воспринимает. Жаль парня! – Если он когда-нибудь будет соображать, то вряд ли захочет жить с таким обезображенным лицом. – Никакая пластическая операция не поможет, – печально изрёк очкарик.

«Не поможет, не поможет», – крутилась в голове Андрея страшная фраза. Он почувствовал, что сильно устал и хотел спать.

Вся жизнь перед глазами в этом сне…

Она покрыта розами с шипами,

И разум мой раскаяньем в огне

Пылал в душе контрастными цветами.

Ощущение тяжести и неопределённого состояния передалось во сне в диких кошмарах: невообразимые монстры возникали в его воображении. Постепенно они превращались в людей, одетых в зелёные халаты, выпачканные кровью, с огромными скальпелями в окровавленных руках. Они склонялись над ним, шептали, о чём-то совещаясь.

Свет фонарей в операционной больно резал глаза. Андрей зажмурился, и панорама резко сменилась: речка с искристой прозрачной водой и далеко уходящий пирс, маленькая лодка с вёслами покачивалась на волнах. Он несмело ступил на дно лодки, взял вёсла и оттолкнулся от берега. Лёгкое кружение головы от покачивания на волнах, яркое солнце и в лёгкой дымке лазурь неба, такого родного и близкого, что сердце защемило.

Белая песчаная коса берега удалялась, унося с собой образ матери, протягивающей к нему свои руки, умоляющие его вернуться назад к ней. Он какое-то время пытался усиленно грести, но прощальный взгляд матери и её силуэт, удаляясь, превратились в тоскливую, еле заметную точку. Вот она вовсе растаяла вместе с песчаной косой, и огромное водное пространство окружило его хрупкое судёнышко со всех сторон.

В этом безлюдном мире он оказался один на один на зеркальной глади воды с затихшей в неподвижном пространстве природой. Мысли его потекли ровно и сосредоточенно. Он сопоставлял прошлый мир и пришедшее состояние одиночества. Мир, где бушевали низменные страсти, где алчность поглотила практически всё, и эта тишь, умиротворяющая сознание и лечащая душу. Хотелось крикнуть: «Не будите меня! Не надо! Всё, что мне нужно – это мыслить, понять всю сущность этой непредсказуемой жизни. Но это тягостное одиночество, если никого нет рядом, съест всё пространство и не оставит ничего, кроме мыслей. Останется только тьма и ненужная никому философия».

Андрею стало страшно от этих мрачных мыслей. Он не осознавал, очнулся он ото сна или пребывает в мире грёз и чудес. Свет выключен, но это ничуть не мешает ему видеть исключительно всё. Что самое забавное – он видел всю конструкцию внизу под собой. Этот непонятный его разуму эффект взбудоражил его сознание, и он начал медленно исследовать всё, что попадалось в поле его нового видения.

Случайно его ощущение коснулись тела. От неожиданности он внутренне вздрогнул. Он явно ощущал самого себя – это было его собственное тело. Уродливые рубцы ран, стянутые неровными швами под окровавленными бинтами. Он со страхом и внутренней дрожью медленно приближался к своему лицу. Что надеялся он увидеть? Как бы медленно сознание не кралось, истина открылась страшной картиной, от которой сердце Андрея сжалось до острой боли, пронзившей всё его тело.