– Уйдите все с моих глаз долой! Никого видеть не хочу! Здоров я, и ничего со мной не произошло! Вон отсюда, и дверь закройте – я один хочу побыть…

Решив пожалеть старого хирурга, Софья Ивановна тронула его осторожно за плечо:

– Устали вы, Евгений Александрович, шли бы отдохнуть – лица на вас нет.

Он вяло отмахнулся и произнёс усталым раздражённым тоном:

– Идите, идите, я вас позову.

Только дверь закрылась, он тут же поднялся и быстро подошёл к Андрею.

– Так-так… Значит, говоришь, тебе больно, и это услышал только я один? Ведь это так? Ну что же ты молчишь? Скажи мне что-нибудь, подай хоть какой-то знак. – Он схватил скальпель, руки его задрожали, линзы очков зло сверкнули. Занеся скальпель над лицом Андрея, он замер жуткой статуей в лихорадочном раздумье. «А если парню на самом деле больно? – надо сделать анестезию и приступать к операции немедленно. Неужели его психика стала сдавать? Может, и правда, на пенсию пора? – огурчики выращивать!»

Андрей осторожно отвёл остриё лезвия в сторону, тихо шепнул в ухо хирургу: «Евгений Александрович, прошу вас – только без паники и истерик. Каким бы вы ни были великолепным специалистом по пластической хирургии – вам не удастся коснуться моего лица, и я вас предупреждал, что я всё чувствую и испытываю боль, холод и всё прочее, что присуще чувствовать человеку».

Евгений Александрович смотрел на Андрея с открытым ртом и выпученными глазами. Он пытался что-то сказать, но из его рта вырывалось только нечленораздельное мычание. А Андрей продолжал.

«Вы успокойтесь и не придавайте этому чуду большого значения – настоящего чуда вы ещё не видели. Чтоб вам продемонстрировать возможности моего мозга, я приведу вас в идеальное состояние. Вы наконец-то почувствуете себя совершенно здоровым человеком, испытаете радость этого состояния. И не возражайте мне! Вы пристрастились к спиртному. Вы даже на сложную операцию пришли с глубокого похмелья. Я могу избавить вас от этой неприятной тяги. А когда вы посмотрите в зеркало, то поймёте разницу между алкоголиком и человеком, ведущим правильный образ жизни. Всё это я могу сделать только с вашего согласия. И если вы дадите мне своё слово, то я хотел бы заключить с вами негласный договор. Вы меня слышите?»

Хирург быстро закивал головой, снял очки, протёр тщательно линзы замызганным, скомканным платочком, затолкал его обратно в нагрудный карман. Посадив очки на свой сизый нос, он повернул к себе отражатели, посмотрел в них и сморщился брезгливо. На него смотрело опухшее лицо. Под выпученными глазами висели сморщенные мешки кожи; губы бесформенные – синюшного цвета; нос-слива, испещрённый резкими прожилками кровеносных сосудов. Подумал: «Да, не Ален Делон – самому требуется пластическая операция».

«Ну, Алена Делона я из вас не смогу сделать, но многое, поправить можно. Так вы согласны, с моими условиями? Если мы придём с вами к общему соглашению, я вам сделаю, ещё один подарок – вы станете самым знаменитым человеком в своей области искусства. Как это будет происходить, представляю, только я. – Объяснить это невозможно, и разумом не понять.

Можете вслух не отвечать – я прекрасно читаю ваши мысли».

Но, старый хирург по привычке произнёс вслух:

– Если всё это не сон, и не фантазии старого, выжившего из ума мозга, то я не прочь, заключить с вами, негласное соглашение. Но, как поступить с вашим лицом? Ведь оно обезображено до такой степени, что смотреть невозможно.

«А вы, разбинтуйте мою правую ногу… Это же ваша работа, не правда ли? И вы, наверное, помните, что там было, когда вы собирали меня, буквально, по частям?