– Парень смущается.

– Придется отбросить смущение, если он хочет жить, – Минмин поджала губы, строго проговорила: – так и переведите… убедите его… пока я схожу за своей сумкой с лекарствами.

Доник кивнул, начал что-то оживлено говорить. Солдаты Чаохань обступили их. Гонджу вернулась с сумкой, попросила всех разойтись, подвела больного к костру, показала знаком куда сесть. Надев маску и обработав руки спиртом, одев перчатки она обработала рану, очистила её от нагноения. Парень терпеливо молчал, не издал не звука. Затем гонджу насыпала на рану порошок с пенициллином, забинтовала. Дала инструкции как заботится о ране. Солдаты Чаохань и толмачи что-то обсуждали, она же, уставшая, отошла, улеглась рядом с Диди на устроенную для них импровизированную постель из сухой соломы, укуталась в свою лисью шубу, тут же уснула.

На утро она проверила больного, осмотрела рану, нанесла свежие лекарство, перебинтовала. Температуры не было. Минмин отсыпала на лист бумаги немного порошка с пенициллином, свернула его, протянула парню, попросила Доника перевести, как и какое количество нужно насыпать, сколько дней.

Позавтракав рисовой кашей Минмин и её спутники уже были готовы отправиться в путь, но среди крестьян начались какие-то обсуждения.

– Гонджу, – подошёл к Минмин Хей Ян, – они хотят идти с нами.

– Ты им объяснил, что мы идем на север?

Он кивнул.

– И что?

– Они решили вернуться к своим домам. В Ушань у них ничего нет. Всё, что их ждет – это голодная зима в городе, где им даже милостыню не подадут. Некоторые из них с этим уже сталкивались. Магистрат Ушань обычно не поощряет заботу о таких беженцах, согнанных со своих земель, боясь спровоцировать большие переселения с севера. А на тех землях, где они жили, возможно еще что-то осталось. Кроме того нэймэны уже должны были уйти. К зиме они обычно возвращаются к своим стойбищам и до весны не появляются. Они, видимо, надеются, что охрана, которая вас сопровождает, сможет и их защитить.

– Ты понимаешь, что это просто абсурд, – вздохнула Минмин, – мы не сможем обеспечить безопасность этих людей, если на нас нападут… Не уверена, что мы сами сможем унести ноги.

– Я попытался объяснить, но… они, кажется, не понимают.

– Хорошо, – кивнула Минмин, – я попробую. Мой шаньский не так хорош, м… но может получится…

Она подошла к крестьянам, набрала воздух в лёгкие, но не успела промолвить ни единого слова, как те бросились перед ней на колени.

– Гонджу, – начали голосить люди, – не оставляйте нас… не бросайте нас… мы готовы следовать за вами.

Кто-то попытался схватить её за платье. Минмин оторопела. Она отступила на шаг назад, взглянула на Хей Яна. Тот отгородил её от назойливых рук собой и выставленным вперед мечом.

– Откуда они знают, что я гонджу? – тихо спросила она у него.

– Не знаю, – ответил он. – Возможно услышали из наших с вами разговоров.

– Но… – Минмин не знала с чего начать.

Люди стояли на коленях, и хотя она уже довольно сносно говорила по-шаньски, она не могла найти слов, чтобы отказать им.

– Хорошо, хорошо, – наконец произнесла она, – мы можем все вместе отправится в Синлунва, но я не могу гарантировать вашу безопасность…

Ей не дали договорить, люди стали благодарить, кланяться, бить челом.

– Я не могу это видеть, – покачала она головой. – Такое раболепие… мне просто претит.

– Я разберусь, – кивнул Хей Ян, – идите, собирайтесь в дорогу.

– Спасибо, – поблагодарила Минмин и отошла от толпы.

В стороне стояли толмачи и сопровождавшие их солдаты, наблюдали за сценой, о чем-то переговаривались.

Холмистая местность закончилась, начались предгорья, а за ними горы. По узкой дорога между ущельями едва-едва могли проехать повозки толмачей. Если бы не пешие крестьяне, то гонджу и её сопровождающие, ехавшие верхом, добрались бы до Синлунва дня за три-четыре.