– Выполняй приказ, – отрезал даван, – всё остальное тебя не должно волновать. Можешь идти.

– Слушаюсь, бися.

Шилан поднялся на ноги, отвесил поклон, развернулся и уж был готов уйти, но его остановил возглас давана.

– Ах, да… постой.

Шилан остановился, обернулся, склонил голову.

– Ты уже год не виделся с муфей25, ступай, поприветствуй её, – даван сделал жест рукой, разрешая ему удалиться.

– Благодарю, бися, – Шилан поклонился, вышел из кабинета.

В сопровождении евнуха Шилан прошел в нейгон26. Пройдя по галереям вдоль садов, прудов, перекинутых через ручейки мостиков, дошел до дворца Лин гуифей27 – небольшого отдельного строения, состоящего из пяти комнат: главной приемной, летней веранды с выходом в сад, и внутренних покоев. О его прибытии объявил евнух.

Лин гуифей, красивая, изящная женщина тридцати трёх лет, худощавая, с утончёнными чертами лица, светлой кожей, густой копной черных шелковистых волос, считалась одной из самых красивых и талантливых наложниц давана. Её – вдову, зарабатывающую на жизнь выступлениями с бродячими артистами на площадях в Луньи, восточной столице Шань, приметил сам даван, приказал ввести в нейгон, и с тех пор, всего за три с небольшим года, она из наложницы самого низкого ранга вознеслась до гуифей – благородной супруги, второй после самой ванхоу. Она прекрасно пела, танцевала, а её игра на муди просто завораживала слушателей.

Лин гуифей, услышав о прибытии сына, вышла в главный зал. Шилан, войдя в комнату, опустился на колено, поприветствовал мутин.

– Встань, скорее, – подняла она его за локоть, – дай на тебя посмотреть, похудел, вытянулся.

Лин гуифей улыбнулась сыну теплой, любящей улыбкой.

– Как твоя рана? – спросила она.

– Всё в порядке, уже зажила, – успокоил он мутин.

– Слышала ты долго болел, – начала она, – что же я тут… пойдем, пойдем… – она повела его в сторону веранды, – ты был у давана? Пойдем… принесите чай, – обратилась она к служанке, та поклонилась и вышла.

Лин гуифей провела сына на веранду, подвела к невысокому столику, усадила.

– Дай я на тебя посмотрю, – она села рядом, провела ладонью по его щеке, – похудел. Мне передавали, что рана гноилась, её чистили, как ты всё вытерпел…

– Не волнуйтесь, муфей, – успокоил её Шилан, – слухи вечно преувеличивают…

В комнату вошла служанка с плетеным бамбуковым подносом и чайными принадлежности: керамический заварник, несколько коробочек с чайными листами, черпак с длиной ручкой, пустой чашкой для воды, фарфоровые чашечки, две тарелки с печеньями, поставила всё на низенький столик, поклонилась, вышла. Другая служанка вошла в комнату, принесла дымящийся чайник с кипятком.

– Оставь здесь, – распорядилась Лин гуифей, – можешь идти, я сама поухаживаю…

Служанка поставила дымящийся паром чайник на подставку, поклонилась вышла.

– Все можете идти, – отослала Лин гуифей остальных слуг.

Она зачерпнула черпаком кипяток, обмыла заварник, слила воду в чашу, затем насыпала в заварник чайные листья, зачерпнула черпаком кипяток, залила листья до половины, накрыла крышкой. Залила чайник сверху горячей водой из черпака.

– Мы не виделись почти год, – сказала она, – как ты всё это время… настрадался в лагере, один…?

– Со мной всё хорошо, не волнуйтесь, муфей, – улыбнулся Шилан.

– Там, в лагере, тебе пришлось несладко? После исчезновения шушу…

– Я в порядке, – улыбнулся Шилан, – говорю же, не волнуйтесь.

– Тебе всего четырнадцать… как мне не волноваться?

Она открыла крышку чайника, понюхала, улыбнулась, подлила еще горячей воды, накрыла крышку, сверху облила чайник из черпака горячей водой. Затем, дождавшись пока вода стечет на поддон, взяла заварник и налила чай в чашечку, протянула её сыну. Тот обеими руками взял протянутую фарфоровую чашку, кивнул в знак благодарности, отпил.