По большому счёту, с точки зрения парткома (а именно он и утвердил решение партбюро факультета), желательно было отказать обоим. Но для этого нужно было найти какое-то «нестандартное решение». Его ждали от партийной группы кафедры, парторгом которой был Жорж.

Ситуацию обсуждали на «Совместном заседании партбюро с парторгами кафедр факультета ТНВ». И Жорж предложил действительно «нестандартное» в этой ситуации решение:

11.31. Фрагмент протокола заседания партбюро ТНВ факультета МХТИ.[65]

Он заявил, что «кафедра ходатайствует о 3^>м месте»! И на недоуменный вопрос ведущего заседание декана М. Я. Фиошина: «Это решение партгруппы»? от Жоржа последовало короткое: «Да».

Таким образом, предлагалось не исключить неудобные кандидатуры, а принять обе! Это было явно неприемлемо для партбюро, а то, что такое «несуразное» предложение вносил парторг Коваль, свидетельствовало о том, что он имел независимую точку зрения и смелость при её отстаивании.

И такое поведение парторга неизбежно вызвало раздражение партийного руководства. Конечно, 1973 – это не 1937 год, меры наказания для «своевольных» были гораздо мягче, но как раз в данном случае неприятности могли быть у Жоржа ощутимые.

В этом году проходила замена партбилетов и заседание партбюро, на котором Жорж проявил явную «фронду», происходило в тот момент, когда его документы на получение нового партбилета лежали в райкоме.

И ведь могли их «тормознуть»! Жорж должен был это понимать. Но обошлось – новый партбилет он получил через месяц.

Как бы то ни было, но есть что-то «генетически общее» в поведении Жоржа Коваля в «Деле об аспирантуре» и поведении Абрама Коваля в «Деле Форера». И это общее – человеческая порядочность.

Разумеется, предложение Жоржа не было принято. Рассудили так – у Лебедева «отлично» по «Истории партии» и по «спецпредмету», а Перельман «слабоват» по этим ключевым дисциплинам.

Но на самом деле партком сделал выбор в мою пользу совсем по другой причине – русский «антисоветчик» показался более приемлемым, чем Нюма Перельман.

А как было охарактеризовано поведение Жоржа в его «досье», существовавшее в каком-то «спецотделе» (и, не сомневаюсь, до сих пор существующее в недрах «спецархивов»), и в которое регулярно поступали отчёты «о пригляде», я не знаю. Но эта характеристика за сентябрь 1973 года была явно нелестной…

Утверждение о том, что «бывших разведчиков не бывает», это не литературный штамп, а констатация профессиональных реалий этого вида человеческой деятельности. Человек, однажды попавший в ряды «бойцов невидимого фронта», остаётся в этих рядах на всю жизнь:

11.32. Поздравление Ж. А. Ковалю с 90-летием от Совете ветеранов военной разведки.[66]

По степени востребованности всех разведчиков можно разделить на три категории: активный сотрудник, участвующий в текущей работе, «законсервированный агент», ждущий приказа (порой десятилетия…) к переходу к активной работе и просто отставник, уволенный «вчистую».

В нашей ветви альтерверса Жорж после 1949 года относился к последней категории – уволенный вчистую отставник.

Но, к какой бы категории ни относился разведчик, он не должен оставаться «без пригляда», ведь он является носителем секретов. И чем важнее операции, в которых разведчик принимал участие, тем более значимой является эта функция Центра.

Функция эта «деликатная», она не должна «напрягать» ни «объект пригляда», ни Центр. Я не знаю, как конкретно было организовано взаимодействие в осуществлении этой функции между ГРУ, КГБ и МВД, но то, что такое взаимодействие должно было существовать, несмотря на объективный антагонизм этих спецслужб, я не сомневаюсь.