В составе четвертого отдела (народное здоровье) министерства внутренних дел образовали подотдел "Расовые вопросы"».[177] И в «Райхминистериум дес Инан», в подотделе «С» его 4 отдела, должны были официально разобраться с этими вопросами. И вряд ли в пользу «чистоты расы Ганса». А потому, при такой фамилии, Ганс мог рассчитывать на «снисхождение» к себе со стороны фашистского государства только при условии, что он проявит «особые заслуги» во время войны.[178]

Это значит, что комендант жандармерии на оккупированной территории должен был проявить особое рвение в исполнении Нюрнбергских расовых законов 1935 года по отношению к местному населению. Чтобы выжить самому, он должен был стать моральной нелюдью[179] и палачом.

В российских источниках сведений о родословной Ганса Коваля (и вообще каких-либо упоминаний о нём, за исключением материалов ГА РФ) не обнаружилось, и я попросил попытаться выяснить что-то о судьбе этого человека в немецкоязычном интернете российского философа Аркадия Костерина, живущего в Нюрнберге.

Поиски, однако, к моему облегчению, не принесли никакой новой информации. А. Костерин написал мне, что искал

«по ключевым словам: Iohann (Hans) Koval (Kowal) SS Weissrusland (Poland) Telechani. Ничего подходящего не обнаружил».[180]

Я всё-таки настаивал на продолжении поисков. Аркадий их продолжил:

«Посмотрел гетто Телеханы и материал о Ломбарде. Материал впечатляющий, но для Вас ничего подходящего нет».[181]

И, наконец, после продолжительных тщательных поисков, уточнил:

«Меня не удивляет, что мы не можем найти списки преступных формирований нацисткой Германии. Думаю, что они недоступны для общего пользования. В целях поддержания гражданского мира».[182]

Так что выяснить родословную Ганса Коваля и определить, какое отношение он мог иметь к белорусско-телеханским Ковалям, к моему удовлетворению, как биографу Жоржа Абрамовича Коваля, и разочарованию, как эвереттического историка, не удалось.

И я согласен с мыслью А. Костерина о том, что для поддержания гражданского мира некоторые «ворсинки альтерверса» должны отсеиваться «социальными фильтрами» от проникновения в публичную сферу.

Но будущим историкам следует иметь в виду, что тщательное эвереттическое исследование обязательно выявит такие результаты ветвления альтерверса исследуемого исторического субъекта, которые в линейных причинно-следственных моделях эволюции (и в классической Скалигеровской хронологии, и в Новой Хронологии Фоменко) порождают несмываемые «пятна на Солнце» в биографии «самого чистого героя». А в эвереттической модели они являются хотя и неизбежными, но тонкими ворсинками в жгутах событий их альтерверсов.

Профессионализм историка будет определяться тем, сумеет ли он отделить ортогональные ветвления альтерверса от главной причинно-следственной нити его событий. Иными словами, сможет ли он уверенно утверждать – порождает ли данное ветвление «чёрное волокно» событий в нашем универсе, или уводит в дебри ветвлений виртуальных реальностей.

Я не историк и не политик, и потому не могу определить, насколько значимым элементом нашей истории является та «ость», которую описывает в своих мемуарах «Война всё спишет»[183] Леонид Рабичев, известный художник, прозаик, поэт, во время войны служивший офицером-связистом в составе 31-й армии, действовавшей на Центральном, 3-м Белорусском и 1-м Украинском фронтах. Некоторые факты из цепочки военных событий, описанные Рабичевым (особенно в гл. 16 «Самое страшное»), лично у меня порождают такое же омерзение, как и описание событий в Телеханах из архивного дела ГАРФ «О злодеяниях, причинённых немецко-фашистскими захватчиками». Конечно, мемуары – не протоколы, но дело не в деталях дат и конкретных имён. А искренности автора в описании общей картины я доверяю. В 86 лет не лгут для получения скандальной славы… Что с этим делать, я не знаю. Надеюсь только, что будущие эвереттические историки найдут такие терапевтические нарративы, которые законсервируют эту ость так, что она останется назиданием и не будет источником нагноения исторической памяти.