Давид и Евпраксия согласно закивали головами. Недалеко их ожидали повозка, два коня и монах с кнутом в руках. Он низко кланялся Ефросинье и ее спутникам.

Монастырь Феодосия Великого был обнесен уже обветшавшей от времени каменной стеной и поврежденной во многих местах мусульманами, не терпевшими христиан, и крестоносцами, которые враждебно были настроены к православию. Но обитель устояла.

– Господу оттуда… – Иларион, который решил в первые минуты после приезда в монастырь показать достопримечательности святыни Олексе, вскинул руку вверх, к небу. – Все видно… Храм Пресвятой Богородицы, в подворье которой приютились мы, русские, – главный храм обители… Но покажу тебе большую пещеру… Это святое место, в ней ночевали волхвы, когда шли, ведомые звездой, к Новорожденному Господу, в ней они прятались от Иродовой стражи… Эту пещеру и облюбовал для своего моления Богу и Феодосий, жил в ней тридцать лет! Здесь теперь похоронены святые люди, сам Феодосий, мать его, мать Саввы Освещенного, да и многие другие… Во времена Феодосия Великого в монастыре обитало более семисот человек, и многие из них просияли и здесь они нашли свой вечный покой…

Лишь ближе к вечеру Иларион ввел Олексу в маленькую келью с деревянной широкой лавкой, на которой можно было спать, и крохотным столиком.

– В этой келье давно никто не живет, – объяснил Иларион, – и ты короткое время пробудешь: когда матушка Ефросинья с Евпраксией и Давидом Святославичем решат вернуться в Полоцк, поедешь с ними и ты… Не так ли?

– Если возьмут! – с радостью и одновременно с опаской воскликнул Олекса. – Одному-то как?.. Одному опасно, вдруг опять к сельджукам попадусь… Не приведи господь! – перекрестился он, вслед за ним перекрестил себя и Иларион.

– Почему же не возьмут тебя, – пожал плечами Иларион, – возьмут непременно… В дороге и ты им подмога, они все уже старенькие… Ты тут пока передохни, я сейчас…

Иларион вышел, но вскоре вернулся, неся в руках простынь, одеяло, нечто вроде подушки.

– Новым мы не располагаем, – стал оправдываться Иларион, расстилая простынь. – Вот убрус[87]… Небось не забыл родной язык?

– Ну что ты, отец Иларион! Как можно! Полотенце мягкое…

– То-то же, – усмехнулся довольный монах и после паузы сказал: – Живем мы, как и положено монашескому сословию, по Студийскому уставу…

– А это какой устав? – не понял Олекса.

– Ну, тот, что Феодор Студит написал… Еще во времена императора Византии Льва Армянина, что гонения на христиан устраивал… Ну, побудешь у нас, многое узнаешь… Что-то и я тебе расскажу… А теперь пойдем в трапезную, поужинаем и спать… Да, – остановился у порога Иларион, – ты уж молись, как все монахи. У нас так заведено.

– Не подведу, отец Иларион, – улыбнулся Олекса, – особенно, когда за ужин возьмусь… Ей-богу, проголодался, аки зверь!..

Полоцких в трапезной Олекса не увидел, подумал, что они ведь княжеского роду. Давид Святославич вообще не монашествующий, он обычный светский князь, ему ли лакомиться таким ужином.

Укладывал Олексу спать опять же Иларион.

– Спи и ни о чем не думай, не выспишься – хилым весь день будешь, – напуствовал монах. – Хотя по дому как не будешь думать! Я вот тоже скучаю… Принимая схиму, почему я имя Иларион взял? Не догадываешься? Кумекай! Чтоб все время помнил о том, что первым русским митрополитом был Иларион, возведенным в этот высокий сан указанием самого Ярослава Владимировича, а если Иларион, то, стало быть, и Русь… Особливо это важно здесь, вдалеке!.. Я ведь из Печерской лавры сюда пришел, а вернусь ли в Киев, не знаю… Пути Господни неисповедимы… Так-то!.. Ну, спи, – перекрестил Иларион Олексу и вышел.