– У него были на то причины?

– К сожалению, да. Канхольм. Он там, кстати, победил.

Тейвон поморщился – то ли от досады, то ли у него просто болела голова, но Ремора могла его понять. Первые минуты – даже дни – после долгой тьмы всегда были ужасны: ты просто сидишь и слушаешь, что вытворял твой ветувьяр, пока тебя временно не существовало.

– Так где мои извинения? – С ухмылкой переспросила принцесса.

– Я же оставил тебе письмо. Я точно помню.

– И даже не соизволил попрощаться, – Напомнила она, – Хорош братец! Бросил на меня королевство, а сам отправил в море эту скотину!

– Да неужели он настолько плох? – Тейвон медленно поднялся и тут же скукожился – одежка Джеррета явно была ему не по нраву. Да и не по размеру, – Никто кроме тебя не говорит о нем ничего такого уж гадкого!

– Он забирает у меня тебя, – Честно призналась Ремора, – И не может править Кирацией. Этого достаточно для моей неприязни.

– И поэтому ты не дала ему четыре месяца?

– Нет, – Покачала головой Ремора, – Дело срочное, и обсуждать его с Джерретом не было смысла.

– Ладно, поверю, – Улыбнулся брат, – Но для начала переоденусь. Спроси у него как-нибудь – он вообще что-нибудь жрет!? Какого черта он такой тощий!?

Ремора засмеялась, наблюдая за тем, как Тейвон из последних сил сражается с тесным камзолом, натянувшейся на плечах рубашкой и чересчур тугим для него ремнем. Брат скрылся в дебрях гардеробной, выпутываясь из чужой одежды и не переставая что-то недовольно бормотать. Ремора решила развеять его сомнения:

– Жрет он не меньше тебя, а пьет и того больше.

– А еще фехтует и дерется, мне говорили, – Донесся приглушенный голос, – Жизнь порядком поинтересней моей.

– Прекрати, – Буркнула Ремора, – Ты король.

– Именно этим я и недоволен, – Тейвон вышел из гардеробной, и теперь все окончательно встало на свои места.

Каждый раз, когда Ремора видела брата в его привычном обличье, ей становилось спокойно и уютно. Наверное, из-за ответственности, которая тут же перепрыгивала с ее плеч на его.

Король вернулся, а значит, принцесса могла отступить в тень.

– Я весь внимание, – Тейвон подошел к туалетному столику и открыл небольшую узорчатую шкатулку, – Что за дело?

Сколько раз она отрепетировала эти слова? Десять? Двадцать? А они все равно не желали срываться с языка. Ремора замялась, постукивая ногтями по гладкой столешнице. Тейвон неожиданно выругался, но адресовано это негодование было не ей.

– Ты посмотри – вот же мерзавец! – Брат протянул принцессе клочок бумаги.

На обрывке угловатым почерком было выведено:

Прости!

У меня не было выбора – либо твой рубин, либо новый такелаж.

Джер

– И после этого ты будешь утверждать, что он не такой уж и плохой? – Ухмыльнулась Ремора, разрывая записку пополам.

– В любом случае, он делал это для Кирации, – Тейвон вытащил из шкатулки несколько колец и с деловым видом натянул три на одну руку и два – на другую, – Хотя перстень мог бы и выкупить…

Ремора не понимала маниакальной любви брата к кольцам – она ни разу не видела, чтобы он появлялся без них на людях, словно отсутствие этих гаек на пальцах заставляло его чувствовать себя голым. Сама она колец никогда не носила – ни обычных, ни обручальных – да и не собиралась, как бы Эйден не старался…

У нее остался месяц, чтобы побыть с ним, а потом исчезнуть. И почему каждый раз это воспринималось как маленькая смерть?

Кому из них сложнее принять ее естество? Эйдену? Каково это – любить женщину, а потом терять ее на целый год, и так каждый раз? Или ей? Ведь это очень больно – падать во тьму, возвращаться и видеть, что на его бледном лице появились новые морщины, в то время как ты постарела всего на один день.