– Не стреляйте, свои! Три восемь!

Донеслось из-за ворот.

– Четыре один! Проходите!

Люди в серых одеждах начинают выходить, к карту быстро бегут. Двоих несут, один стонет, второй обмяк в руках, еще одного под руки ведут. Погрузились, паруса поставили, паруса ветром свежим наполнились, карт в Пустошь на восход покатил.

Лица союзников и лица врагов.

В воздухе гостиной витал аппетитный запах сочного жареного мяса, легко приправленный запахом свежевыпеченного ковыльного хлеба, дополнял гармонию запахов легкий сладкий аромат травяного настоя. В гостиной за столом сидели двое мужчин: статный седобородый старик, с повязкой вместо левого глаза и крепкий воин, с зачесанными назад черными волосами. Мужчины острыми ножами сочное мясо отрезают, в рот отправляют, хрустящим хлебом заедают, душистым травяным настоем запивают.

– Агате сегодня снова не здоровиться, от завтрака отказалась. Лекарь говорит, что это от нервов. Разве я сам не понимаю? Если и дальше так себя изводить будет, от истощения умереть может. Что там слышно, есть новости?

Седой мужчина спросил у воина. Тот вилку и нож в сторону отложил, губы тряпкой отер.

– Вчера толпа склад продовольственный вскрыла, охрана не справилась. Люди обезумели уже от голода, страха нет, хотя без провокаторов, конечно же, здесь не обошлось, но выявить их не удалось. В результате применения силы трое горожан и один полицмейстер погибли, склад разорен полностью. Карательную экспедицию снаряжать будем?

– Конечно, ишь удумали, поганцы, во время голода общее добро разворовывать! Выявить и каждому руку отрубить, у кого с того склада хоть что-то отыщется.

– Там и ремесленники в толпе замечены были.

– А закон он для всех один, преступил его – будь добр получи наказание.

– Двоих торговцев вместе с семьями ночью вырезали, их дома обчистили полностью. Торговцы роптать стали, Совет недоволен.

– А не нужно было меня от должности отстранять и этого наемника назначать, пусть теперь разгребают. Ты смотри, устроили тут – сижу у себя в доме на осадном положении, окна забаррикадированы, вооруженной охраны полный дом, как будто ни сегодня-завтра штурмовать будут. Что с расследованием?

– Какое расследование? В этом бардаке давно уже все пропало и прахом обратилось. Как тут расследовать, если в одну часть города вообще не сунешься, а для другой полномочий нет? Да и людей тоже нет.

– Вышибалы объявились?

– Нет, как сквозь землю провалились.

– На трактирщика все-таки думаешь?

Воин кивнул.

– Уверен он или с ними заодно, или покрывает их. Но то, что он замешан, в этом я уверен.

– И что, так и будем ждать?

– А что нам еще остается делать? Они Заиру для торга выкрали, значит, скоро сами на связь выйдут.

– Внимание, движение по улице!

Прокричал воин, который наблюдал за улицей, ведущей к дому, из-за баррикады у окна. Послышался щелчок снимаемого предохранителя, лязг затвора. Мужчины вскочили из-за стола, стоящие рядом автоматы похватали, тоже привели их в состояние боевой готовности.

– Это свой, наш воин бежит!

Доложил наблюдающий у окна воин. Мужчины расслабились, флажки предохранителей назад подняли. Стук в дверь, другой воин двери открыл. Посыльный с улицы прошел в дом, представился, к седому мужчине подошел.

– Воевода Верд сен Вер, только что получили.

Посыльный протянул Воеводе бумагу. Тот ее быстро из руки выхватил, развернул, глазами пробежал.

– Ничего не понимаю. Игер, что это значит, шифровка какая-то?

Он протянул записку воину с черными, зачесанными назад волосами. Тот записку взял, в свою очередь смотрит на нее – первое слово Заира, значит, записка касается дочери Воеводы, потом цифра двузначная стоит, вверху нее кружочек, следом еще одна двухзначная цифра с черточкой вверху, потом еще одна с двумя черточками вверху. Далее тире и снова двузначные цифры с кружочком, одной и двумя черточками вверху. Действительно непонятно, цифры не повторяются, что все это может означать. Плечами пожал.