Из всех комнат, возникавших перед моим мысленным взором…

М. Пруст. Имена мест: имя. Пер. Е. Баевской

В один из тханьданских вечеров в гостиничном номере со мной случился момент опамятования, назовем это так. Переживание вполне в духе Пруста, но тогда я понятия еще не имел ни о каком Прусте. Я сидел в номере – сейчас уже не важно, это был наш номер или соседский, – и пристально рассматривал его устройство. Стены, потолок, углы, занавески, окна, пропорции и соотношения всего этого целого и соотношения между частями. Мне вдруг захотелось – точнее, я был уверен, что это необходимо, будто бы от этого зависела чья-то жизнь или смерть, – запомнить все в точности, запечатлеть в сознании без посредства фотоаппарата, или рисунка, или словесного описания. Мебель, планировка номера, формы дверных ручек, цвет москитных сеток, узор кафельной плитки на полу… и еще то, как стена переходит в потолок: каким-то необычным образом, какие-то там линеарно-архитектурные завихрения по пути моего взгляда, сложные, но их тоже непременно надо зафиксировать в памяти… Сейчас я ограничиваюсь простым перечислением всего того, что подлежало непременному, в деталях и подробностях запоминанию, но тогда я просидел неподвижно несколько часов, так мне казалось, и в результате этого замершего сидения в самом деле все запомнил, запомнил все в точности раз и навсегда.

No no, no no no no, no no no no,

No no there’s no limit!

2Unlimited. No limits

Если выйти за решетчатую раздвижную ограду гостиницы и пойти резко вправо – будет самый мыс острова, то есть, по сути, тупик, но огороженный забором-сеткой, вход платный: там располагался «дансинг», или «тискотека», как ее окрестили наши люди, от слова «тискать». Собственно, всё, пришли. Днем закрыто, вечером – платно и для взрослых. По вечерам туда съезжалась местная молодежь – разодетые молодые люди за рулем и девушки в чем-то коротком на задних сиденьях – на роскошных ревущих мотоциклах типа харлеев: «Хонда-стид», «Ямаха-вираго» и тому подобное. Оттуда, из дансинга, навстречу прикатывающим раздавались призывные звуки хитов того времени: 2Unlimited, Ace of Bace, Dr. Alban. Слышно было более-менее на весь остров, но как-то это никого не смущало и не напрягало. Скорее всего, дискотека работала только по выходным или только в пятницу и субботу, этого я не помню. Вряд ли каждый день. Не помню, во сколько был отбой, но все высыпались, а перед сном «жены тропцентра» прогуливались вблизи всей этой движухи и обсуждали особенности жизни и нравов местной молодежи. Материал был богатый, что было особенно ценно и существенно на предмет посудачить в условиях отсутствия радио и телевизора на доступном языке. Территорию гостиницы от этого заведения отгораживал прозрачный сетчатый забор, вдоль которого росли кусты пахучих олеандров с розовыми цветами. Я гулял вдоль ограды, неизбежно нюхал олеандры и рассматривал припаркованные ровными рядами мотоциклы. Другая жизнь, которая не то чтобы вызывала зависть, скорее просто привлекала своей отдаленной, неразборчивой, ночной, таинственной зрелищностью.

Перед оградой мы на миг остановились.

М. Пруст. Комбре. Пер. Е. Баевской

Если же выйти за ограду и пойти или поехать налево – будет дорога вдоль набережной. Вереница бедных, четырех- или пятиэтажных домов, похожих на наши гостиничные корпуса, только без балконов-галерей снаружи, с сомнительными заведениями в нижнем этаже под красными фонариками по вечерам – слева, а справа – река Сайгон и сама набережная. С этой набережной во время отлива было видно грязное илистое дно, а в нем или на нем во множестве копошились и кувыркались смешные лупоглазые рыбки под названием «илистые прыгуны». Это чуть ли не первое впечатление от местной живности. Не рыба, а черт-те что! Метрах в трехстах располагалась парикмахерская, куда время от времени наведывались моя мама и тетя Аня. Помимо стрижки волос, там была услуга «массаж лица», это было очень смешно наблюдать, видеоряд для «Фердидурки» Гомбровича. Особенно впечатляло зрелище, когда парикмахерша-массажистка складывала ладони как бы в молитвенном жесте, но при этом растопыривала пальцы и звучно шлепала сложенными вместе ребрами обеих ладоней по лбу млеющую клиентуру. Парикмахерская эта была небольшим, семейным заведением. Глава семьи увлекался авиамоделированием: разноцветные, яркие крылья и фюзеляжи виднелись в глубине помещения, за перегородкой. Однажды я не утерпел и заглянул туда. Меня встретил улыбчивый взгляд, радушие. Оказалось, в самом деле, дядька мастерит настоящие самолеты, с мотором, довольно здоровые, на радиоуправлении. Дал мне полистать книги, каталоги. Класс, просто загляденье. Приятно пахнет деревом, лаком и краской. Не той, что для волос, нет. Лак тоже другой. И вообще все гораздо интереснее, чем в парикмахерской. Если же выйти оттуда или вообще туда не заходить, а, наглазевшись на лупоглазых илистых прыгунов, пойти по набережной дальше, дорога вскоре сама собой плавно повернет налево. И вот на этом-то повороте необходимо остановиться. Здесь готовили потрясающие такие вкусные штуки в огромных казанах или сковородках (слово «вок» никому еще не было известно), что это было за блюдо? Вот, опять… что-то между омлетом и блином, так скажем. С разными начинками – зелень, креветки… Заведение работало по вечерам, жарили на открытом огне, дым коромыслом, запах, зрелище совершенно диковинное, шаманское, языческое, не знаю какое. Вкус – вкусный, но скорее так, простая, дешевая уличная харчевня. Вот если еще чуть дальше продвинуться, в сторону рынка – вот там было действительно вкусное место, точнее, не место даже, а просто прилавок на колесиках, прямо на улице, под зонтиком-навесом от солнца, где готовили сэндвичи, точнее сказать, небольшие багеты со всякими начинками, называлось это дело «баньми». Это уже днем, вернее, каждое утро, ритуальная остановка по дороге в школу/на работу. Боже мой! Какие гамбургеры, какие хот-доги! Господь с вами. Баньми и еще раз баньми! Несколько видов колбасы и ветчины, помидоры, лук, соевый соус, местный сладковатый майонез, чили по желанию… нечто не импортируемое.